Фекете, которому не нравилась однозарядная винтовка, выхватил из кармана пистолет. Как жаль, что нет автомата!
Стоило только гитлеровцам сообразить, что нас всего-навсего четверо, как они с нами быстро разделались бы.
Немцы действительно отошли к лесу, однако несколько человек открыли огонь по нас. Кто-то из них бросил в кусты, где мы залегли, ручную гранату. Она разорвалась, и мне засыпало глаза землей. Я вслепую выпустил шесть пуль из своего «фроммера» и на ощупь отполз в гущу кустов.
— Что с тобой, дружище? — испуганно произнес Йошка Козма, хватая меня за руку.
Я затряс головой:
— Ничего особенного, только я ничего не вижу…
— Бежим, я помогу тебе!
Мы снова побежали.
«Интересно, что сталось с тем парнем в ватнике? Не попал бы он к немцам в лапы… Его нужно как-то остановить, предупредить».
— Эй! — громко крикнул я.
Бубик удивленно остановился:
— Ты что?
— Давай послушаем… куда делся тот несчастный?..
Фекете нервно хихикнул:
— Разве здесь есть более несчастные, чем мы? Мы самые несчастные…
Мы остановились и прислушались, но ничего не услышали, кроме звуков дальней перестрелки.
Пошли дальше. Я протер глаза носовым платком, не очень чистым правда, но что поделаешь: другого у меня нет.
— Оставь их в покое, не три, — посоветовал Козма. — Прослезишься, и все пройдет.
Пройдя еще несколько шагов, Бубик остановился и сказал:
— Зарядим оружие, нам это не помешает.
Мы зарядили оружие и закурили последнюю сигарету. Теперь нас мучила не только усталость, но и голод.
— А ведь в погребе у нас и сало есть, и хлеб, — вздохнул Козма, — а мы тут от голода мучаемся.
— Сейчас там вроде бы все затихло. — Бубик показал рукой на юг. — Попробуем снова добраться до лесника.
«Да-да, к дому лесника! Если мы до него дойдем, то сразу же окажемся вроде в раю. Еда у лесника есть, в доме тепло. Жена лесника даст нам по одеялу…»
— Пошли скорее!
Смеркается. На лес опустился серый туман. Ветер шелестит голыми ветками. Мы идем все медленнее и медленнее. Мы так устали, что останавливаемся через каждые двадцать — тридцать шагов. Остановимся, прислонимся к стволам деревьев и вслушиваемся в тишину.
В конце концов мы вышли на поляну, где стоял домик лесника.
Бубик пятится назад и шепчет:
— Боже мой!
На самой опушке лежит женщина. Она не шевелится. На ней клетчатое фланелевое платье, все перепачканное грязью. На лице и шее засохла кровь.
Да это же добрая жена лесника… А шагах в пяти от нее лежит и сам лесник. Лежит он на животе, раскинув в стороны руки, пальцами вцепившись в землю. Спина его буквально изрешечена пулями: зеленая куртка из искусственной кожи разорвана…
Что здесь произошло? Кто посмел зверски убить этих людей, не имевших никакого отношения к войне?
Стены дома исчерчены пулями и осколками, окна вылетели, видимо, от удара взрывной волны, а весь дом страшно закопчен. Неподалеку от дома — убитый гитлеровец, чуть поодаль — другой. Еще один сидит, прислонившись спиной к стене, безжизненно уронив голову на грудь…
Было тихо. Из дома не доносилось ни звука.
Бубик вопросительно посмотрел на нас, словно спрашивая, входить ли в дом.
Мы вошли. В кухне осколки стекла и полно дыма. На полу в самых различных положениях лежат трупы гитлеровцев. Я насчитал пять. В комнате еще два трупа. Гитлеровцы, по-видимому, погибли в ходе ночного боя.
Между тем стемнело еще больше.
Бубик вздохнул:
— Как по-вашему, что здесь произошло? Я так думаю, что гитлеровцы решили остаться в доме и потому выгнали из него лесника с женой…
Мы поспешили выйти из дома.
Бубик шел не оглядываясь, низко опустив голову и согнувшись, будто нес на спине тяжелый мешок.
Через несколько шагов мы споткнулись о труп гитлеровца, но прошли мимо, даже не забрав у него пистолет, который он зажал в руке. Шли, машинально переставляя ноги, все еще никак не оправившись от потрясения, связанного с гибелью лесника и его жены.
Когда мы вышли на опушку леса, там тоже было тихо. То тут, то там в самых неестественных позах валялись трупы гитлеровцев. Земля вокруг двух сгоревших танков была черной, пахло гарью.
Фекете остановился и скорее простонал, чем проговорил:
— Не могу больше… сил нет…
— Нужно, — коротко бросил Бубик.
Однако учитель не двинулся с места, а лишь замотал головой. Козма тоже остановился, оперся на винтовку.
— Если доживем до утра, значит, доберемся до погреба, — сказал он.