Выручил меня Козма.
— Тетушка Серенчеш, — сказал он, — оставьте Фери в покое, он сам разберется, что к чему. Все со временем образуется.
— Конечно, образуется! — согласилась мама.
— Йошка, утром пойдешь вместе со мной в комендатуру, — сказал я другу. — Получишь оружие, пропуск… заступишь на дежурство. А сейчас иди и отыщи мне Пишту Тота, хоть из-под земли, но найди. Понял? Поговори с ним, пусть и он присоединяется к нам. Из него толковый полицейский получится… Кого же еще можно будет взять? А, вот кого! Скажи Имре, сыну Балога Надя… А вечером, когда я вернусь домой, доложишь, что ты сделал.
Йошка с довольной физиономией бросился одеваться. Надел на себя бекешу моего бедного отца, хотя она и была ему велика — вполне два Йошки влезли бы в нее, — но делать нечего: не мог же он ходить по улицам в военной шинели.
— Не беспокойся, — бросил он мне на прощание. — Я пошел!
— Потом подумай, кого мы еще можем зачислить в полицию. Разумеется, возьмем далеко не всякого.
Дойдя до двери, Йошка остановился и заметил:
— Не забыть бы нам о Яни Бубике!
— Не забуду! К нему я сам забегу!
Мама хотела накрыть на стол, но я замахал на нее руками, сказав, что в полдень уже ел и вполне вытерплю до вечера.
— Когда вернусь, тогда и поем, — сказал я.
Мама, качая головой, печально смотрела мне вслед.
У Бубиков не протолкнешься: вся семья столпилась в маленькой комнатушке. Бубик-отец чинил старую уздечку, поплевывая время от времени на нитку и скручивая ее у себя на колене. Двое малых детишек ползали под кроватью, ловили кошку, и она жалобно мяукала. Тетушка Бубик рушила кукурузные початки, приговаривая при этом, что мир теперь совсем перевернулся: в церковь и то сходить нельзя, да и старый священник никак не отважится отслужить службу… Оно, конечно, и не удивительно, ведь в селе поселились антихристы, которые даже крестом себя не осеняют, когда проходят мимо храма господня…
Яни сразу же согласился на мое предложение, сказав, что до самой весны он свободен. Все равно он сейчас ничего не делает и охотно будет помогать нам до тех пор, пока не начнутся полевые работы.
Его старший брат Мишка, посасывая огромную цигарку, похожую по форме на рукоятку кнута, задумчиво почесал затылок и спросил:
— Выходит, вы в свою полицию набрали одних сопляков? Ну ладно, когда нужно будет им сопли вытереть на службе, позовете меня.
Старый Бубик, услышав это, прекратил свою работу.
— Так-так! — Он хрипловато хихикнул. — Вам и мужчин не мешало бы взять.
Яни со злостью стукнул кулаком по столу.
— Ну что ты за человек! Когда мы с винтовками по селу ходили, ты сам сидел под кроватью!
Я посмотрел на них: того и гляди поссорятся! Ох уж эти мне родственники, вот-вот до драки дело дойдет!
И чего этот Мишка так ехидничает? Быть может, он сам не прочь вступить в полицию? Нужно будет спросить у него.
Мишка тем временем посмотрел на меня и, выпустив из ноздрей густое облако дыма, пожал плечами.
— Ну что я вам могу сказать кроме того, что тот, у кого сейчас есть состояние или что-либо подобное, не больно-то спокойно чувствует себя… а вот у кого ничего нет, тянется к его добру… Что ты трясешь головой? Я это точно знаю, кое-что в жизни повидал.
Я протянул ему руку и предложил:
— Иди к нам, Мишка!
Но он неторопливо почесал себе затылок, затем деловито поинтересовался, куда именно ему предлагают идти, что он должен делать, так как бесчинствовать в своем родном селе вовсе не намерен, а уж если снова нужно брать в руки оружие, то он охотнее пошел бы в пограничники.
— Это так, — кивнул, глядя на него, отец. — Сейчас у нас туго с мясом, а там, на службе, нет-нет да и попадет в руки какой-нибудь глупый зайчишка… хе-хе-хе…
«Ну и народ! — удивился я в душе. — Выходит, для вас сейчас самое главное — это подстрелить зайца?!»
— Я тебе предлагаю быть патрульным, нести охранную службу, — строго сказал я Мишке, — а о мародерстве лучше и не мечтай!
Он хитро подмигнул мне и протянул руку. Видимо, думал, что для него самое главное оказаться на границе нашего села, а там, мол, мы все равно по его следам ходить не станем. Пусть думает как хочет, но мы его без внимания не оставим.
Старый Бубик достал из шкафа расписанную узорами кружку, чтобы выпить по этому поводу. Вино было страшно кислое. Кто знает, из чего только делают такую кислятину! На цвет оно синее, плавают в нем какие-то волокна, а если потрясти стакан, то в нем моментально появляется пена.