— Вот еще, — прошептал председатель суда Оринкину, — крестьянская мамземля! Сума переметная. Ей и статью нескоро подберешь. Разве, что вот эту… «по глупости и невежеству крестьянского быта». Как думаете?
— Она еще посмела обвинить господ офицеров. Помилуйте, ну и баба! А ведь наружность… Хоть, не красавица, а если одеть как следует, то весьма презентабельна. Завлекательная рожица.
Председатель поглядел на Катерину, глубоко вздохнул и вытер платком лоб.
— Не забывайся! Да ты же сказала священнику, что согласна на венчание с казаком Кудеяровым! Это все слышали и на следствии ты показывала это же.
— Да… нет… Не помню. Обеспамятела я.
— Ну и дура! Не обессудь. Секут вас, секут, да мало-с. Себя издергала и нас всех издергала. Экая ты переметчивая!
Адвокат обратился к Лапаногову:
— Не изволите ли вы пояснить сказанное обвиняемой? Да без извертов!
— Как же… изволюс, — Лапаногов поднялся медведем, давил узловатыми пальцами спинку скамьи. — В рассуждениях она помутилась, обезьянничает слепо по чьему-то наущению, господа судьи. Видит бог, оговорила она меня. Ехала она со мной без принуждения, и ничем я ей не грозил, опросите хоть ямщика, хоть отчима ее. Обескуражен я вовсе. Хотя и по нутру она мне, по нраву.
Катерину решено было наказать лозами, дав сто ударов.
— Но, уважая токмо молодость ее лет, — произнес судья, — и принимая во внимание ее глупость и невежество, свойственные крестьянской жизни, наказать ее пятьюдесятью ударами. Брак Катерины с Кудеяровым оставить на рассмотрение духовного начальства.
Неродова суд посчитал интересантом, во всем искавшим личную выгоду для себя. За бездоказательные претензии и обман с младенцем суд присудил ему двадцать ударов плетьми. Жене его за обман с младенцем уготовили пятнадцать розог.
Суд указал, что казака Кудеярова за венчание без воли родителей невесты и без дозволения начальства своего, а казаков — за содействие в том следовало бы наказать. Но как сие было учинено с благой целью поехать, оженившись, на Амур, чем пособить в налаживании жизни на амурских и уссурийских землях, то суд порешил освободить их от наказания.
В Иркутской духовной консистории дело Катерины не вызвало разногласий. Какие могли быть разногласия, если жених венчался с благородным помыслом отправиться на жительство в амурские края. Всем священнослужителям вменялось в обязанность венчать внеочередно тех, кто едет на Амур. Консистория указала, что по уставам христианским брак сей расторгнут быть не может.
Его высокопреосвященство все же наложил епитимью[57] на Кудеяровых. Ивана Кудеярова перевели служить из Кульска в Нерчинск. После суда консистории он становился семейным казаком, пожелавшим ехать на Амур.
Первую епитимью Кудеяров совершил. А Катерина и в церковь не явилась, и в Нерчинске ее не оказалось. До Кудеярова дошли слухи, что она «отважилась стоять на своем».
Гантимуров приказал Кудеярову:
— Бери с собой казаков и привези жену в свою обитель. Без Катерины не возвращайся. Наказывать ее розгами будем при сотне, а не при тюрьме. Так и тебе, и ей лучше. Из тюрьмы пришлют надзирательницу, она исполнит то, что отписано Катерине по суду. Разрешите, ваше благородие! Ну. Нельзя ли самому исполнить? Исполню… не хуже надзирательницы.
Гантимуров заколебался:
— Узнают… Определят новую экзекуцию. Я упрошу надзирательницу, ваше благородие. Никто и не вызнает, как есть… Уж не извольте отказать. Извелся я.
— Засечешь ведь ее, поди?
— Что вы, господин сотник! Не извольте думать. По справедливости… по-божески, по-христиански. Хотя и позору натерпелся.
— Ладно уж, по случаю святого праздника… Не хочу тебе отказывать. Но не приведи бог, как кто узнает! Смотри у меня в оба! Понял?
— Как не понять. Да ведь и у надзирательницы-то сердце не волчье. Я их там всех знаю, ваше благородие.
Кудеяров приехал в Выселки с казаками. По задворью прошли в избу старосты. Велели Катерине собираться к отъезду в Нерчинск, чтоб утром была она готова тронуться в путь вместе с сыном.
С Неродовым не обмолвились ни словом. Тот вскорости вышел из горенки в сени и больше Кудеяров его не видел.
Мавра Федосеевна спросила зятя:
— Жить-то будешь в Нерчинске или на амурские земли съедешь?
— Это как начальство укажет. Мы — казаки, люди служивые.
— Это-то так, — вздохнула старуха.
— Можа, укочуем на Амур. Про Амур я давно все думаю да передумываю. Поглядим. Можа, и тронемся. И там жить ладно. На Амуре-то.