Если попытаться рассказать, как я желал провести прошедшие годы, это наверняка удивило бы читателей, так или иначе знакомых с моей невыдуманной историей. И это точно поразило бы тех, кто ничего о ней не знает. Упомяну только некоторые из идей, которые лелеял.
В любую погоду, в любое время дня или ночи я думал о том, чтобы как можно лучше использовать каждый момент и отметить его зарубкой на своей трости. Не пропустить встречу двух вечностей, прошлого и будущего, что и есть момент настоящего, и идти ровно по этой черте. Вы должны простить некоторые неясности, потому что в моем ремесле куда больше секретов, чем у других, и при этом они не умышленно хранимые, а неотделимы от его природы. Я был бы рад рассказать все, что знаю о нем, и никогда не писать на своих воротах: «Вход воспрещен».
Давным-давно я потерял охотничью собаку, гнедого коня и горлицу, и до сих пор их ищу. Спрашивал о них многих путников, описывая приметы и клички. Я встретил одного или двух человек, которые слышали лай гончей и топот коня, и даже видели горлицу, исчезающую за облаком. Казалось, им так хотелось найти беглецов, словно они сами их потеряли.
Предвосхищать не только восход и зарю, но и, если возможно, саму Природу! Как часто по утрам, летом и зимой, я начинал заниматься делами намного раньше любого из соседей. Многие жители городка наверняка встречали меня уже возвращавшимся с работы – будь то фермеры, отправившиеся в Бостон еще в утренних сумерках, или лесорубы, идущие на делянку. Я никогда физически не помогал солнцу взойти, это правда. Но, без сомнения, мне было чрезвычайно важно присутствовать при восходе.
Как много осенних, да и зимних дней я провел за городом, пытаясь услышать то, что несет ветер, услышать и разнести его слова! Я вложил в это чуть ли не всего себя, и в придачу терял дыхание, выбегая ему навстречу. Если бы дело касалось любой из политических партий, то в кратчайший срок об этом написали бы в «Газете».
Иногда я всматривался с потаенного утеса или дерева, чтобы сообщить о новом пришельце, или ожидал по вечерам на вершине холма, когда небо начнет валиться, чтобы поймать хоть что-нибудь. Но ни разу не поймал что-то существенное, да и это, словно манна небесная, исчезало на солнце.
Я долгое время работал репортером в скромном журнальчике, чей редактор никогда не считал нужным публиковать мои многочисленные статьи. И как это обычно бывает с писателями, за все усилия не получал ничего, кроме труда. Но все же в данном случае усилия сами по себе считались наградой.
Долгие годы я добровольно назначал себя инспектором снежных бурь и гроз и исправно выполнял обязанности. Был смотрителем, если не больших проезжих дорог, то лесных троп и коротких путей, поддерживая их в порядке. Мосты через овраги оставались проходимыми в любое время года, и многочисленные прохожие проверяли их пригодность.
В окрестностях городка я приглядывал за дикими животными, причинявшими добросовестному пастуху немало забот, перепрыгивая через изгороди. Следил за редко посещаемыми углами и закоулками фермы, хотя и не всегда знал, на каком именно поле работают сегодня Иона или Соломон, ведь это меня не касалось. Я поливал бруснику и карликовую вишню, каменное дерево и красную сосну, черный ясень, белый виноград и круглолистную фиалку, ведь в засуху они могли совсем зачахнуть.
В общем, скажу без хвастовства, что я долго и добросовестно занимался своими делами, пока не стало очевидным, что горожане не внесут меня в список городских чиновников и не предложат оплачиваемую синекуру. Могу поклясться, что я исправно вел свои счета, но они никогда не проверялись, и уж тем более не принимались и не оплачивались. Да я к этому и не стремился.
Не так давно бродячий индеец пришел продавать корзины в дом известного адвоката, живущего в моем квартале. «Хотите их купить?» – спросил он. «Нет, нам они не нужны», – был ответ. «Как! – воскликнул индеец, выходя из ворот. – Вы хотите, чтобы мы из-за вас голодали?» Видя, в каком достатке живут его работящие белые соседи, и зная, что адвокат должен только плести слова, и каким-то чудом за этим следуют деньги и вес в обществе, – он сказал себе: «Я займусь делом, я буду плести корзины – это то, что я умею». Думая, что его дело – плести корзины, а дальше – дело белого человека их купить. Но он не понял, что необходимо сделать так, чтобы другие захотели купить товар или, по крайней мере, притворились, что хотят купить, или сделать что-то еще для продажи. Я тоже плел своего рода корзины из мягкого материала, но у меня не получилось их продать. Но я хотя бы думал, что мне стоит просто их плести. Вместо изучения способов продажи я размышлял, как избежать необходимости продавать. Жизнь, которую люди превозносят и считают успешной, видится таковой только с одной стороны. Почему мы должны приукрасить одну сторону за счет других?