Годовая арендная плата от двадцати пяти до ста долларов – таковы цены в нашей местности. Она дарует удобства, достигнутые за века: просторные комнаты, чистые обои и штукатурку, румфордский камин, лепнину, венецианские шторы, медные трубы, пружинные замки, просторный погреб и множество прочих. Но как случилось, что их пользователь обычно бедный цивилизованный человек, в то время как дикарь, у которого их нет, богат? Как может быть богатым дикарь? Если утверждается, что цивилизация действительно улучшает общественное положение человека (это действительно так, хотя улучшить его может только мудрец), то она обязана улучшить и жилища, не удорожая их. Ведь цена вещи равна количеству жизни, которое требуется отдать взамен, немедленно или на протяжении времени. Обычный дом в наших краях стоит около восьмисот долларов, и на сбор этой суммы уйдет от десяти до пятнадцати лет жизни рабочего, даже не обремененного семьей. Мы исходим из материальной цены труда, равной доллару в день, – у кого-то больше, у кого-то меньше. То есть он должен потратить в среднем более половины своей жизни на то, чтобы заработать себе на вигвам. Так что уплата арендной платы будет худшим выбором из двух зол. Обменяет ли дикарь вигвам на дворец при таких условиях?
Таким образом преимущества владения дорогой собственностью сводятся к инвестиции на будущее, чтобы отложить деньги на похороны. Но, возможно, человеку и не потребуется хоронить себя самому. Тем не менее в этом разница между цивилизованным человеком и дикарем. Имеется в виду благо цивилизованной жизни как института, поглощающего жизнь отдельного человека ради сохранения и улучшения жизни всей расы. Но я хочу показать, каких жертв требует это преимущество, и предложить по возможности способ жизни с его сохранением, но без страданий от всяческих недостатков. Что вы имеете в виду, возглашая библейски, что нищие всегда рядом, или что отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина?
«Живу Я! – произносит Господь Бог, – не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле».
«Ибо вот, все души – Мои: как душа отца, так и душа сына – Мои: душа согрешающая, та умрет».
Когда я размышляю о своих соседях, фермерах Конкорда, не менее зажиточных, чем иные классы, представляется, что в большинстве своем они усердно трудятся двадцать, тридцать или сорок лет, прежде чем могут оформить настоящее владение своей фермой, обычно унаследованной по закладной или купленной в долг. Треть этого труда идет на оплату домов, но расплатиться до конца, как правило, не удается. Правда, обременения иногда превышают стоимость фермы, так что она сама превращается в одно большое обременение. И все же находится наследник, хотя он осведомлен об издержках. Наведя справки у податных чиновников, я с удивлением узнал, что они не могут с ходу назвать дюжину жителей города, свободно и полностью владеющих своими фермами. Если вы хотите узнать историю поместий, спросите в банке, где они заложены. Человек, который уже расплатился за свою ферму, работая на ней, – явление настолько редкое, что каждый сосед покажет на него пальцем. Я сомневаюсь, наберется ли в Конкорде хотя бы трое таких. То, что говорят о торговцах – мол, подавляющее большинство, чуть ли не девяносто семь из ста, обязательно прогорит, – справедливо и о фермерах. Так и с негоциантами: один из них рассказал, что, по сути, большинство банкротств не материальны, а всего лишь служат отказом от выполнения обязательств, из-за их неудобства. Другими словами, провалы следует искать в моральной плоскости. Но это никак не красит ситуацию и позволяет предположить, что даже оставшиеся трое из ста не преуспели в спасении своих душ, а обанкротились еще сильнее тех, кто честно разорился. Банкротство и отказ от выплаты по обязательствам – мостки, с которых большая часть нашей цивилизации летит кувырком, в то время как дикарь стоит на неупругой доске голода. При этом Мидлсекская выставка рогатого скота проводится у нас ежегодно с большим успехом, словно все суставы сельскохозяйственной машины работают исправно.
Фермер старается решить проблему источника существования более сложным путем, чем сама проблема. Для покупки шнурков он торгует стадами скота. С непревзойденным мастерством расставляет силки с волосковой пружиной, чтобы поймать удобство и независимость, а потом, поворачивая назад, сам попадает в них ногой. В этом причина его бедности, и по той же причине все мы бедны, несмотря на окружающую роскошь, – по сравнению с дикарями, которым доступны тысячи благ. Как говорит Чапмен,