В действиях наших предков имелась хотя бы видимость благоразумия, поскольку их принципом было удовлетворять прежде всего самые насущные потребности. Но удовлетворены ли они сейчас? Когда я думаю приобрести роскошное жилище, меня останавливает неготовность страны принять человеческую культуру. Мы все еще вынуждены нарезать свой духовный хлеб намного тоньше, чем наши праотцы нарезали пшеничный. Это не значит, что надо пренебречь всеми архитектурными изысками, даже в самые тяжелые времена. Но пусть дома наши сначала станут прекрасными изнутри – там, где соприкасаются с нашими жизнями, как раковина с моллюском, а не будут покрыты ею. Но увы! Я был внутри одного или двух, и знаю, чем они украшены.
Мы не такие уж неженки и вполне можем пожить в пещере или вигваме, одеваясь в шкуры, но предпочитаем пользоваться преимуществами человеческих изобретений и промышленности, пусть и задорого. В таких скромных городках доски, дранка, известь и кирпичи дешевле, и их проще достать, чем подходящие пещеры, цельные бревна и кору в нужных количествах, а также хорошо обожженную глину и плоские камни. Я с пониманием рассуждаю об этих материалах, ибо сам имел с ними дело и теоретически, и практически. Обладая большей сметкой, мы могли бы использовать их во благо цивилизации и таким образом стать богаче нынешних нуворишей. Цивилизованный человек – лишь более опытный и мудрый дикарь. Но поскорее перейдем к моему собственному эксперименту.
Ближе к концу марта 1845 года я одолжил топор и отправился в ближайший лес у Уолденского пруда, где решил построить себе дом. Дело началось с вырубки высоких прямых веймутовых сосен, еще молодых, для досок. Сложно начинать без займов, но это самый великодушный способ заинтересовать ближних в твоем предприятии. Владелец топора при передаче наказал беречь как зеницу ока, но получил его обратно более острым, чем отдавал. Я работал на красивом склоне, покрытом сосновым лесом, сквозь который виднелись пруд и небольшая поляна в лесу, со взмытыми ввысь хвойными и орешником. Лед на пруду еще не растаял. Он был темным и насыщенным водой в пятнах полыней. В дни трудов иногда шли небольшие снегопады. Вдоль железной дороги, куда я выходил по пути домой, тянулась вдаль желтая песчаная насыпь, сверкавшая в безветренном воздухе. Сияли на весеннем солнце струны рельсов, и слышалось, что жаворонки, пиви и другие птицы уже прилетели, чтобы провести с нами еще один год. Это были приятные дни весны, когда зима человеческого недовольства оттаивала вместе с землей и оцепеневшая жизнь начинала пробуждаться.
Однажды, при срезке ствола орешника, топор соскочил. Я сделал клин, забил его камнем и положил насаженный на эту рукоятку топор в пруд, чтобы дерево разбухло. В нем у самого дна притаилась ямчатоглазая змея. И она без всякого видимого неудобства лежала там все то время, более четверти часа, – возможно, потому, что еще не совсем очнулась от спячки. Мне подумалось, что и люди варятся в жалком и примитивном положении примерно по той же причине. Но если они почувствуют силу Весны весен, пробуждающей их, то непременно достигнут более высокую и одухотворенную жизнь.
Я и раньше встречал змей по пути во время утренних заморозков, чьи части тел онемели и застыли в ожидании согревающего солнца.