— Перестань, зачем ты издеваешься?! — положение меняется. Твоя рука обхватывает мою кисть, и ты немного нависаешь надо мной.
Железная хватка.
— Я не издеваюсь…
— Ты сам химию выбрал, вот и слушай теперь. Или невесело? — с таким ядом ты только на недругов огрызаешься.
— Невесело…
Ты хмыкаешь, но уже как-то по-доброму. Если в этом хмыканье вообще можно увидеть что-то хорошее.
— Сам виноват.
— Ты же сам сказал: «Может химию поучим?»
— Я сказал: «Может, Гарри… все-таки химию поучим?»
— Прав… Но если не химию, тогда что? — я теряюсь. Почему я с тобой так часто теряюсь?
Выражение лица твоего меняется на хитрое — не говори, что ты что-то задумал.
— Хими-и-и-ю.
— Что? Если бы я выбрал не химию, то мы бы учили химию? — теперь путаюсь. Да что же это такое?
Ты чуть ли не прыскаешь со смеху.
— Нет, если бы ты не выбрал учить химию, мы бы химией занимались, — ты наклоняешься еще ближе ко мне, и до меня доходит весь смысл — даже не через слова, а через глубину твоих серых глаз.
Меня тянет к тебе… я тянусь к тебе…
БДЫЩ!
— Эй! Растяпы! Бережнее, бережнее! Не куски дерьма пинаете! — доносится с улицы.
— Что это, Драко?
Момент теряется, и я уже не помню, на что шел секунду назад. Твой настрой тоже пропадает, глаза яснее, серьезнее, если даже не злее.
Ты встаешь и подходишь к окну, отодвигая шторку.
— Кто-то переезжает, судя по коробкам, дивану, двум рабочим и жирному мужику в кепке.
Я жду, когда ты вернешься, ведь в этом нет ничего особенного, но ты упрямо продолжаешь пялиться в окно. Неужели там интереснее, чем со мной? Или ты тоже не знаешь, что теперь делать и говорить?
Я знаю лишь, что к нудной химии возвращаться совсем не хочется.
Поднимаюсь — ты и ухом не ведешь — и становлюсь позади тебя. И это тебя не волнует, все так же пялишься в тупое действо за окном.
Пока ты такой молчаливый и отвлеченный, я могу сделать движение к тебе сам, не с твоей подачи. Я могу, осторожничая, проявить себя.
Подхожу чуть ближе и кладу уверенно руки тебе на талию. Ты стоишь, будто и не дышишь, и это позволяет мне сделать что-нибудь еще. Например, встать еще ближе и наклониться так, чтобы мои губы чуть соприкасались с кончиком твоего порозовевшего ушка. Горячий воздух из моих легких? Или просто ты не такой уж крутой?
Ничего не говоришь, замер, внутренне наверняка собрался, может, обдумываешь…
Черт, Драко, ты не поверишь, но до меня только что дошло, что ты гей. Черт, и, без сомнений, я тоже. Может, я должен опечалиться? Расстроиться? Но почему мне так хорошо? Будто эти годы я шел шаг за шагом к простому пониманию? К осознанию.
Не зря я тянулся к тебе, думал о тебе, ждал тебя…
И, видимо, ты все понимал… Спасибо, что не торопил меня. Это важно.
Я голубой. Кто я для общества?..
Пока я думаю, не замечаю, что ты повернул голову и пристально смотришь на мои губы. Но, увидев мой взгляд, ты снова отворачиваешься и делаешь глубокий решающий вдох.
… и хорошо мне, потому что я не один, Драко.
И этот твой вдох, будто принятие решения, не нужен вовсе. Я хочу сделать все сам. Отдай мне чертову ответственность.
Перемещаю плавно руки на твой живот и сцепляю в замок. Никуда ты от меня не денешься. Теперь, когда я понял все.
Ты не дергаешься, не задаешь лишних вопросов, а просто кладешь холодные, ласковые руки поверх моих и сам же сцепляешь их. Будто накладывая печать поверх замка.
Каким же я был идиотом! Все, абсолютно все встало на свои места. И взгляды, и слова. И это непонятное отчуждение между нами порой — это все непринятие правды. Пелена застилала скрытый смысл наших отношений.
Хотел тебя… Как именно хотел? Почему я ни разу не посмотрел за слово «хочу»? Почему я думал, что все просто? Оказалось, что все еще проще.
Усмехаюсь. Как же мне хорошо! И, чтобы скрыть свою радость, утыкаюсь тебе в шею. Ты дергаешься, но только я хочу отойти, подумав, что делаю что-то не то, ты сжимаешь крепче руки и облокачиваешься немного на меня спиной. Мы тесно прижаты друг к другу, и это так естественно, как провожать тебя до дома день ото дня.
Немного поднимаю голову и вижу, что место, где шея плавно перетекает в плечо, усыпано мелкими мурашками. Это так совершенно, меня так и подмывает лизнуть это место. Что я и делаю.
Ты судорожно выдыхаешь, и я еще раз кончиком языка провожу по нежной коже, и еще… и еще… В конце концов я просто начинаю вылизывать твою шею, все, что не закрыто воротом твоей рубашки.
Притягиваешь меня еще ближе, хотя казалось, что это невозможно, и открываешь свою шею, откидывая голову на мое плечо. Мне хочется сделать что-нибудь этакое, приятное для тебя и для меня — слегка прикусываю кожу и немного оттягиваю, на что ты непривычно счастливо посмеиваешься. Я зализываю и получаю шепотом твое «щекотно».
Не знаю зачем, какой-то инстинкт во мне говорит, что твою шею нужно куснуть. Не сильно, но так, чтобы остались следы от зубов. Теперь я слышу себя, слышу свое я, и с наслаждением слушаю его.
Кусаю, зализываю и отстраняюсь — еле заметные следы от зубов и моя слюна. Такая нежная кожа… я же совсем не сильно. Снова возвращаюсь к этому месту, провожу языком и опять зажимаю, кусаю, втягиваю, посасываю…
— Тс-с… не оставляй… не оста… следов… — никогда не слышал такого бархатисто-нежного голоса.
Отрываю свой присосавшийся рот от твоей шеи со смешным пробочным звуком. Черт, я никогда не был счастливее. Мне хочется то ли смеяться, то ли сетовать, что столько времени потеряно… А вот от тебя уходить однозначно не хочется.
Пока я улыбаюсь, как дурачок, ты отрываешь руку от нашего замка и прикасаешься к моей щеке. И все, что я успеваю увидеть — это твои теплые, наполненные чистой, ласковой водой глаза. Они не серые, не бесцветные — они небесные, водные, сияющие. Ты прикасаешься своими губами к моим, и я закрываю глаза, чтобы утонуть в этом счастье.
Это невинно, совсем по-детски, но в паху отчего-то начинает ныть. Кажется, это голод. У меня просыпается аппетит, и этого поцелуя становится недостаточно.
Я приоткрываю рот и пропускаю твой язык, что до этого легонько лизнул мою нижнюю губу. Ты проходишься кончиком по небу, и мой язык соприкасается с твоим. Ты еще вечность хозяйничаешь в моем рту, а потом отстраняешься, и мне приходится открыть глаза.
— Сделай так же…
Вот сейчас я понимаю любую сказанную за столько лет тобой фразу. Возобновляю наш поцелуй и проникаю своим языком в твой рот как можно аккуратнее, но выходит все равно вероломно. Так мокро, мягко, я понемногу перестаю ощущать этот мир. Пропадают звуки, пол из-под ног, мозг… только ты есть в моих руках. И я лишь ощущаю, как хорошо бывает с тобой. А ты… ты просто наслаждаешься.
— Дубина! Проваливай или неси нормально! — мы одновременно вздрагиваем, и с очередным смешным звуком наши губы перестают ласкать друг друга.
— Блять! — немного нервозно, со злостью прикрываешь шторкой окно, лишь бы не видеть того мужика, что портит нашу идиллию.
Я хихикаю и снова утыкаюсь носом в твою шею. Мне как-то наплевать на мужика, гораздо важнее то, что сейчас здесь между нами. Мной и тобой, Драко.
Ты продолжаешь смотреть на штору, будто видя на ней марсианские символы, а я провожу рукой по твоему животу вверх. И, начиная с самой верхней пуговицы, очень медленно я расстегиваю твою рубашку. Движение пальцев, одна… ниже, движение, вторая… ниже… и так до конца, периодически ощущая, как звонко и гулко бьется твое сердце, отдаваясь ударами в моем.