Когда полы твоей школьной рубашки расходятся, ты резко поворачиваешься и, обнимая за плечи, целуешь, нападая, покусывая. Мне так нравится, я с упоением следую твоей игре, поддаюсь, нападаю, я забываю этот мир. Все не так, как я знал и думал.
Меня будто окатывает водой, когда ты немного отодвигаешься, и я понимаю, что уже лежу на кровати под тобой.
Ты нависаешь надо мной, а глаза будто под мутной пленкой, и только я хочу спросить у тебя, что же дальше, как твоя рука ложится на мой член. И все, что я могу, это сипло выдохнуть сквозь зубы и задрать голову, лишь бы не видеть выражение твоего лица. Так выглядит похоть, Драко. Ты выглядишь, как похоть, сильно концентрированная.
Я начинаю сильно стонать, когда твоя рука принимается за поглаживания, и волей-неволей я смотрю на твое лицо. Я не знаю, чего мне хочется больше — кончить, глядя на тебя, или попросить тебя прекратить, потому что это слишком грязно, слишком… и твоя мама в доме. Драко, как мы можем делать это, когда твоя мама под боком? Некультурно выходит — ты впускаешь в дом человека, а он в комнате устраивает разврат с твоим сыном. А если она зайдет?
— Драко, ты… дверь… — сил хватает лишь на то, чтобы схватить твою руку и отлепить от своего изнывающего члена.
— Что? — твой взгляд совершенно безумный, и я представляю твои усилия, приложенные всего для одного слова.
— Дверь… закрой чертову дверь… хотя бы, — я хоть и могу сказать больше слов, но после этого чувствую себя еще грязнее. Потому что я соглашаюсь на все, что произойдет в этой комнате за закрытой дверью.
Ты смотришь мне в глаза и, облизывая пересохшие губы, издаешь: «А-а-а, точно», быстро поднимаешься с кровати, и через секунду раздается щелчок замка.
И вот снова мы обнимаемся, а твои пальчики пробегаются уже по моей почти оголенной груди. Когда ты начал расстегивать мою рубашку? Я ничего не соображаю, меня утягивает в водоворот наслаждения повторно.
Становится прохладно, когда ты отстраняешься чтобы сдернуть мою рубашку и отшвырнуть ее куда-то. Но ты снова приникаешь ко мне, даря ласковый, немного кусающий поцелуй. Я трогаю тебя всего, провожу по пояснице, мну твои бока, поглаживаю плечи, ощущая такие же по жадности ласки. И когда моя рука спускается на твою задницу, твоя подбирается к моему ремню. Звук расстегиваемой пряжки, ширинки, и через совсем уже тонкую ткань я ощущаю ласкающую руку. Мне так хочется кончить, но это же рано, да, Драко?
— Дай… мне раздеть… дай… тебя… раздеть… — говорю меж обрывистыми колкими поцелуями.
Но ты стал совсем шальной, Драко, ты не понимаешь речь, тебя интересует лишь мое тело. Тебе нравится лишь хватать меня везде, трогать там, где до этого не мог, целовать, кусать, оставляя свои метки на каждом участке моей кожи, хотя сам же говорил, что нельзя. Но тебе уже все равно… Черт, ты такой кусачий, Драко. Мне хочется выть, когда ты то зализываешь, то прикусываешь мои соски… Сколько же усилий я прикладываю, чтобы не кончить раньше времени… Ведь сейчас по-прежнему рано, да, Драко? Сколько прошло времени?
Твоей руке нравится двигаться, приближая меня к блаженству, твои пальцы перебираются за влажную ткань, и когда ты прикасаешься к моей оголенной плоти, с моих искусанных губ слетает очередной стон, но этот стон чрезвычайно громкий.
Ты немного отстраняешься, чтобы прижаться только сильнее, и затыкаешь мне рот, как теперь ты можешь — губами. Целуешь, и ко вкусу губ прибавляется нечто соленое, что у нас на языках, через столетия я понимаю, что кровь. А чья, не понимаю и вовсе.
Тебя, видно, это только распаляет, и вот я уже вжат в кровать твоим телом окончательно. Твоя рука уже мягче проводит по моей головке, и ты разрываешь поцелуй, чтобы глянуть вниз, на то, как ты дрочишь мне. Улыбаешься, и наблюдаешь, а я лишь мечусь под тобой и хватаю воздух, как рыба, стараясь не кричать от кайфа. В доме же твоя мама, а ты ласкаешь мои яички, чтобы потом пройтись рукой по стволу снова.
Нет, так нечестно, ты специально доводишь меня, чтобы потом насладиться, забирая себе мое удовольствие и замещая его моим же стыдом.
С некоторой злобой я пользуюсь своей силой и переворачиваю тебя на спину.
Теперь ты подо мной, а я нависаю сверху, Драко. Вот так вот. И это правильно, ты знаешь.
*
Драко
Мне, конечно, хотелось, чтобы этот наш день был не похож на другие, но о таком я смел лишь мечтать!
Ласкать тебя одно удовольствие, и видеть, как ты реагируешь, как тебе приятно… А от мысли, что это все из-за меня, хочется орать на всю округу твое имя, ну или просто кончать раз за разом.
У тебя широкие плечи, под моими руками они просто восхитительны… Меня так сильно ведет, я ничего не слышу, кроме твоих стонов.
И все хорошо, но, когда я оказываюсь под тобой, становится совсем замечательно. Да, Гарри, о таком я думал. Такого хотел.
Ласкать меня тебе так же нравится, как получать прикосновения от меня.
Я могу стонать, лишь когда твои губы позволяют мне. Когда ты перестаешь терзать мой рот, когда спускаешься в бесконечных поцелуях ниже, я смею дотронуться до губ… А как же нежность, Гарри? Почему кровь на моих губах?
Никогда тебя не было так много у меня, никогда не было чувство принадлежности тебе таким полным. Черт, Гарри, трогай меня здесь… грубее…
Когда твоя рука проходится по позвонкам, я выгибаюсь, невольно позволяя тебе, поглаживая мой бок, перебраться к пряжке ремня, который через секунду расстегивается. Темнота… вспышка, и мои штаны спущены до колен.
Ты щупаешь мой член через легкую ткань в таком невинном удивлении, будто не знал, что у меня в штанах. Беру твою руку и жестко кладу себе на поясницу, придавливая… спусти ее ниже, Гарри… ниже… блять… еще ниже, ну!
Ты повинуешься и неловко, но с силой оглаживаешь мое мягкое место. Так хорошо, правильно… Похоже, главная эрогенная зона у меня — это задница. Вот это радость.
Я закусываю губу, ощущая в очередной раз вкус крови, и ты, внимая моему мученическому стону-просьбе, сдергиваешь с меня белье. До колен.
Откидываю голову назад и выгибаюсь, ведь твой язык мокрой дорожкой проходится по внутренней стороне моего бедра. А потом мелкими, влажными полизываниями доходит до паха. Нежно ты обхватываешь мой ствол снизу, и я опускаю голову — я должен это видеть. Видеть, как ты впервые возьмешь у меня в рот.
Твои щеки горят, глаза блестят, ты выглядишь… так невинно, будто обижен или тебе стыдно… Не могу думать, не могу собраться, не могу не кончить.
Моя голова снова откидывается назад, когда ты неумело начинаешь лизать меня там по всей длине и осторожно берешь в рот головку.
— Гарри… пожалуйста… — всхлипываю и беру твою руку, что водит по моему животу, и снова завожу ее назад. Ты понимаешь… о да… ты наконец-то понимаешь меня, Гарри, по-другому и быть не может, ведь ты мнешь мою эрогенную зону, пока пальцы не оказываются у моего входа. Вот так хорошо, вот так правильно.
Я натягиваюсь внутренне, как пружина, но ты убираешь пальцы, и мне становится по-настоящему плохо. Не физически, не морально, а просто разом плохо, но, когда прикосновения там возобновляются, мне становится еще прекраснее, чем было. Что это за власть твоя надо мной? Почему твои пальцы, смазанные слюной, давящие на мою дырочку, имеют такой эффект? Ты просто поглаживаешь меня там, облизываешь мой член, а от счастья я чувствую свое дрожащее тело и руки, сжимающие покрывало, и соленые слезы, что собрались в уголках моих глаз. Плакать от счастья? Понимаю.
Мелкие поцелуи, чередующиеся с прикосновением языка, поглаживание моего живота, и палец, проникший всего на одну фалангу, двигается во мне. Прости, не могу больше… Я кончаю, и мне наплевать, попадет ли сперма тебе в рот или просто испачкает твое лицо… наплевать… я же не могу думать… меня лишь бьет дрожь, и нега волнами растекается по всему расслабленному телу. Пальчик твой, полностью вошедший, немного двигается там, принося мне странное удовлетворение, и выходит.