-- Это как раз самое трудное, -- вздохнул мистер Прендергаст. С этими словами он заковылял в свой класс в конце коридора, где его появление было встречено бурными аплодисментами. Цепенея от ужаса, Поль отправился на урок.
В классе было десять учеников, они сидели, сложив руки перед собой в радостном ожидании предстоящего.
-- Доброе утро, сэр, -- сказал тот, что сидел ближе всех.
-- Доброе утро, -- сказал Поль.
-- Доброе утро, сэр, -- сказал следующий.
-- Доброе утро, -- сказал Поль.
-- Доброе утро, сэр, -- сказал следующий.
-- Заткнись, -- сказал Поль.
Мальчик тотчас же извлек носовой платок и тихо заплакал.
-- За что вы его так, сэр, -- поднялся хор упреков. -- Он у нас знаете какой чувствительный! А все валлийская кровь. Валлийцы, они такие обидчивые. Пожалуйста, скажите ему "доброе утро", а то он до вечера проплачет. Утро ведь и правда доброе, сэр.
-- Тихо, -- рявкнул Поль, и наступило недолгое затишье.
-- Прошу прощения, сэр, -- прозвенел голосок. Поль обернулся и увидел серьезного мальчугана с поднятой рукой. -- Прошу прощения, сэр, но он, должно быть, накурился сигар, и теперь ему нехорошо.
-- Тихо, -- снова рявкнул Поль.
Все десятеро разом замолчали и молча уставились на учителя. Поль почувствовал, что безудержно краснеет под их изучающими взглядами.
-- Прежде всего, -- выдавил он из себя, -- нам надо познакомиться. Как тебя зовут? -- обратился он к мальчику на первой парте.
-- Тангенс, сэр!
-- А тебя?
-- Тангенс, сэр, -- ответил следующий ученик. Поль так и обмер.
-- Вы что, оба Тангенсы?
-- Конечно, нет, сэр. Тангенс -- это я, а он просто валяет дурака.
-- Хорошенькое дело. Это я валяю дурака! Прошу прощения, сэр, но Тангенс я, честное слово.
-- Если уж на то пошло, -- отозвался с последней парты Клаттербак, -то здесь есть один-единственный настоящий Тангенс, и этот Тангенс я. Все остальные -- наглые самозванцы.
Поль совсем оторопел,
-- Есть среди вас хоть кто-нибудь, кого зовут по-другому? Тотчас же послышалось:
-- Я не Тангенс, сэр.
-- И я.
-- Да я бы просто помер, если б меня так назвали. Класс мгновенно раскололся на две группировки -- на Тангенсов и не Тангенсов. Посыпались было и тумаки, но распахнулась дверь, и вошел капитан Граймс. Шум мигом стих.
-- Решил, что вам может пригодиться эта штука, -- сказал Граймс, вручая Полю трость. -- И послушайте моего совета: неплохо бы их чем-то занять.
Он вышел, а Поль, крепко сжимая трость, принял вызов.
-- Плевать я хотел, -- сказал он, -- на то, кого как зовут, но если кто-нибудь из вас хоть пикнет, то вы проторчите здесь до вечера.
-- Мне нельзя до вечера, -- сказал Клаттербак, -- я иду на прогулку с капитаном Граймсом.
-- Тогда я отделаю тебя этой тростью так, что ты своих не узнаешь. Ну а пока вы напишете мне сочинение на тему "Что такое невоспитанность". Тот, кто напишет самую длинную работу, получит приз -- полкроны, независимо от ее качества.
С этого момента и до самого звонка в классе царила полная тишина. Поль, не расставаясь с тростью, мрачно глядел в окно. С улицы доносились крики прислуги -- шла визгливая перебранка по-валлийски. К перемене Клаттербак исписал шестнадцать страниц и был удостоен обещанной награды.
-- Ну как, трудно вам пришлось? -- поинтересовался мистер Прендергаст, набивая трубку.
-- Ничуть, -- отвечал Поль.
-- Вы счастливый человек. Меня же сорванцы совершенно не уважают, сам не знаю почему. Конечно, парик многое подпортил. Вы заметили, что я ношу парик?
-- Нет, нет...
-- А дети сразу заметили. Парик был моей роковой ошибкой. Уезжая из Уортинга, я вдруг решил, что выгляжу очень старым и не смогу из-за этого быстро устроиться на работу. Мне тогда исполнился сорок один год. Хорошие парики стоили целое состояние, вот я и решил выбрать подешевле. Потому-то он и выглядит так ненатурально. Кошмар! Я сразу понял, что совершил ошибку, но раз уж дети видели меня в парике, было поздно что-либо менять. Теперь они только и делают, что строят насмешки на этот счет.
-- Я полагаю, что, если бы не было парика, они смеялись бы над чем-то еще.
-- Пожалуй, вы правы. Пусть уж смеются над париком. Господи! Если бы не трубки, то просто не представляю, как бы я все это выдержал. А вы к нам какими судьбами?
-- Меня отчислили из Скона за непристойное поведение.
-- Ясно. Стало быть, как Граймса.
-- Нет, -- отрезал Поль. -- Вовсе не как Граймса.
-- Впрочем, не все ли равно как. Вот и звонок. Господи, опять этот дрянной человек взял мою мантию!
Прошло два дня. Бест-Четвинд уселся за орган и заиграл плясовую.
-- А знаете, сэр, пятиклассники от вас в восторге. Они с Полем расположились на хорах местной церкви. Это был их второй урок музыки.
-- Ради всех святых, оставь инструмент в покое. Что значит -- в восторге?
-- А вот что. Сегодня утром Клаттербак стащил из кладовки банку ананасов. Тангенс его и спроси: "В столовой будешь лопать?" Тот отвечает: "Еще чего! Съем на пеннифезеровском уроке!" -- "А вот и нет! -- говорит Тангенс. -- Конфеты или печенье -- это еще куда ни шло, но ананасы -- это уже безобразие. Из-за таких гадов, как ты, даже невредные учителя и то начинают черт знает что выделывать".
-- Что же тут такого лестного?
-- Лично я первый раз слышу, чтобы об учителях так хорошо отзывались, -- сказал Бест-Четвинд. -- Можно еще разочек псалом сыграть?
-- Нельзя, -- сказал Поль.
-- Нельзя так нельзя, -- согласился Бест-Четвинд. -- А вы Филбрика помните? Загадочный тип, правда?
-- Это точно, -- сказал Поль.
-- Дело даже не в том, что он никудышный дворецкий. Слуги у нас здесь один другого хуже. Просто, похоже, он вообще никакой не дворецкий.
-- А кто же он тогда?
-- Вот и я про это -- вы встречали дворецких с алмазными булавками в галстуках?
-- Не приходилось.
-- Мне тоже. А у Филбрика есть и булавка и кольцо. С большущими бриллиантами. Он их Брюксу показывал. А Брюкс нам рассказал. Филбрик говорит, что до войны он мерил изумруды и алмазы стаканами, а ел только на золоте. Мы решили, что он русский князь в изгнании.
-- Русские, вообще-то, не стесняются своих титулов. Да и непохож он на иностранца.
-- Мы тоже так сначала думали, но потом Брюкс сказал, что перед войной в наших школах появилось много русских. А теперь, -- продолжал он, -- я все-таки поиграю. В конце концов, мамаша платит за это пять гиней в семестр.
Глава 6
ИСПЫТАНИЕ
В тот день Поль сидел в учительской у камина в ожидании звонка к чаю и вдруг поймал себя на том, что думает о проведенной здесь неделе и о том, что, вопреки всем его предчувствиям, жизнь оказалась вполне сносной. По словам Бест-Четвинда, пятиклассники были от него в восторге. Может быть, "в восторге" и сильно сказано, но между учителем и учениками с первых уроков действительно установилось неплохое взаимопонимание. Когда Полю нужно было написать письмо или хотелось почитать, дети охотно предоставляли ему такую возможность, за что преподаватель, в свою очередь, позволял им распоряжаться учебным временем по их усмотрению. Если на Поля вдруг нападал преподавательский раж, дети сидели и помалкивали, если он задавал домашнее задание, то находились энтузиасты, это задание выполнявшие. Погода была дождливой, так что ни о каких уроках гимнастики не было и речи. Поль никого не наказывал, ученики не подстраивали ему в ответ пакостей, и все шло без осложнений. Вечерами Граймс потчевал его рассказами о своем прошлом с такими подробностями, которые свели бы с ума видавшего виды психоаналитика.
Вошел мистер Прендергаст с почтой.
-- Одно письмо вам, два Граймсу, а мне опять ничего, -- объявил он. -Мне никто не пишет. А ведь было время, когда я получал в день по пять-шесть писем, и это не считая официальных. Матушка раскладывала корреспонденцию по порядку. В одну стопу -- просьбы о воспомоществовании, в другую -- личные письма, отдельно -- приглашения на похороны и свадьбы, отдельно -- на крещения и благодарственные молитвы, и, наконец, ругательные анонимки. Ума не приложу, почему священники получают такую массу анонимок, и причем порой от людей образованных. Помню, мой отец в свое время от них страшно страдал, в конце концов даже в полицию вынужден был обратиться -- угроза за угрозой... А сочиняла эти анонимки, как потом оказалось, супруга нашего викария, тихая, маленькая женщина. Держите ваше письмо. Граймсу, похоже, прислали какие-то счета; просто непостижимо, как таким людям кредит открывают. Я, например, всегда плачу наличными. Вернее, платил бы, если бы покупал. Я ведь уже два года ничего себе не покупаю, если не считать табаку, "Дейли ньюс", а когда совсем холодно -- кагору. Последнее мое приобретение -- вот эта трость. В Шанклине купил. А Граймс берет ее, чтобы наказывать учеников. И купил-то я ее совершенно случайно. Приехал я в Шанклин на один день -- в августе как раз два года исполнится, -- зашел в табачный магазин табаку купить. Нужного мне сорта не оказалось, а уходить с пустыми руками я постеснялся, вот и пришлось купить трость -- она обошлась мне в один шиллинг шесть пенсов, -- добавил он тоскливо, -- так что пришлось вечером отказаться от чая.