Плюх собрался сказать, что босиком по камням он много не натопает, но Стенька и без него это понимал, бросил пару задрызганных, драных сапог — у одного даже была подвязана веревкой наполовину оторванная подошва. Но хоть впору оказались — и то ладно.
С огромным трудом, едва не теряя сознание от боли, косморазведчик поднялся по лестнице — к счастью, состоящей всего из шести ступенек. Очутился он в довольно просторной, чистой комнате с двумя небольшими зарешеченными окнами. Стены, как и в подвале, были каменными, но более-менее обработанными. Имелась там и печь, точнее, печурка — разумеется, тоже каменная. Рядом, на полу и на полках, стояли ведра, кастрюли, прочая кухонная утварь. Еще в комнате находились стол и что-то вроде широкого топчана, а также три табуретки.
— Что смотришь? — перехватил взгляд Плюха Стенька. — Небогато?
— Да нет, нормально, — пожал плечами разведчик. — Для одного больше и не надо.
— Для одного, может, и не надо. Только я не один. У меня еще жена есть, Зинка. Ну, как жена… здесь мы с ней уже встретились, в Зоне, а загсов и церквей тут не водится, так что… — развел руками мужчина, а потом вдруг насупился. — А чего тебе моя жена, голубочек?.. Ты смотри, перышки-то быстро повыщипываю.
— Мне? — заморгал Плюх. — Ты же сам про жену начал! Мне-то она зачем? Да и откуда я мог про нее знать, если ее здесь нет!
— Ладно, это я так, чтобы свое место помнил и чего не удумал. Про перышки-то я пошутил. Какие перышки! Если вдруг что — прибью сразу. А нет сейчас Зинки, потому что пошла по селу меняться.
— Как это «меняться»? — сглотнул косморазведчик, в представлении которого нарисовалась картина: ковыляет между сельскими домиками старая, страшная, горбатая женщина и постепенно преображается; один дом прошла — спина выпрямилась, второй миновала — волосы из седых стали черными, мимо третьего прошествовала — морщины разгладились…
— А как меняются? — буркнул Стенька. — В прошлый раз твои башмаки на полмешка картохи сменяли — на мои лапы они все равно не налезли. А теперь, вот, Зинка пару картошин взяла — вдруг кто вместо них морковь или лук даст, кто-то, может, соли горсть сыпанет… Теперь все так делают. Только чтобы было, чем меняться, надо хотя бы что-то добыть. А тут пути два: или на охоте зверя подстрелить, или напасть на кого и отобрать.
Скрипнула дверь, и за порог ступила женщина. Одежда на ней была бесформенной, почти как мешок на Плюхе, только черного цвета, голова повязана черным же платком. Возраст Стенькиной жены косморазведчик даже примерно не смог определить — то ли двадцать, то ли под сорок, не разобрать из-за платка и мешковины. И только когда Зинка заговорила, стало понятно, что той едва ли больше тридцати — голос был по-девичьи звонок, хоть и звучал робко, заискивающе.
— Зачем ты его вывел? — спросила она у мужа. — Он же едва на ногах держится. На охоту, что ль, погонишь?
— А твое какое дело? — огрызнулся Стенька. — Хоть бы и на охоту! Что он, просто так нас объедать станет?
— Так он же помрет, пока до охоты дело дойдет. От этого, по-твоему, толку прибавится?
— Пожалела? — прищурился «рабовладелец». — Может, тебя вместе с ним в погреб посадить? Будете друг дружку жалеть-голубить… Ты мне смотри, Зинка, я ведь, если что…
— Знаю, Стенька, знаю — пристукнешь сразу же. Только неужто ты думаешь, что я такого, как ты, на какого-то лысого калеку променяю?
Женщина попыталась обнять мужа, но тот грубо ее отпихнул и кивнул Плюху:
— Идем, голубь, крылышки тебе разомнем.
Оказавшись на улице, разведчик окинул взглядом селение. Все дома в нем были слеплены из камней — какие поаккуратнее, какие тяп-ляп, — так что вывод напрашивался однозначный: нормального леса поблизости не было, а деревья с багровыми щупальцами, видать, для постройки не годились, а может, добывать их было слишком опасно, или брезговали мужики такой «древесиной». Насчитал же Плюх порядка пяти десятков строений, а это значило, что Стенька немного приврал насчет двухсот жителей, разве что каждый дом был полон ребятни, в чем косморазведчик сильно сомневался. Но какая разница: двести «рабовладельцев» тут обитает или сто (а если хотя бы половина неженатые, то и всего семьдесят плюс-минус пятерка) — сбежать они ему не дадут. Да и как, ёхи-блохи, он такой побежит — поползет разве. Недалеко, правда, до первой же аномалии или ночного хищника вроде той медверыси. Но удирать все равно надо. Только сначала следует хотя бы немного оклематься, окрепнуть и придумать хоть какой-нибудь план. Или попробовать еще разок по-хорошему?
— Слушай, Стенька, — сказал разведчик, — отпусти меня, а я тебе добром отплачу.