Я сделала глоток кофе. На самом деле кофе я пью скорее по привычке и не для того, чтобы прочистить мозги. Я почти не спала — так, дремала и встала на рассвете, как обычно. Я дисциплинированно занялась исследованиями для книги, которую должна была написать по договору, но эта работа прискучила мне безмерно. Устав от книги, я переключилась на составление каталога моей коллекции фарфора, включив при этом повтор новостных программ американского телевидения. Я была близка к мысли о том, чтобы подарить свою коллекцию фарфора какому-нибудь университету или художественному музею. Мне казалось, что все эти вещи должны оказаться там, где их увидит больше людей. Я успела устать от того, что меня окружает такое количество хрупких вещиц. Мне казалось, что они протягивают ко мне руки и хотят затащить меня в могилу. Кое от чего следовало избавиться.
Кофе — горячий и крепкий — в то утро подействовал на меня волшебно. Я почувствовала себя трезвой и здравомыслящей, а чаще я рассеянна и не способна сосредоточиться. Это чувство было настолько незнакомым, что я не сразу вспомнила, какой сегодня день. А календари я давно перестала покупать.
Закончилась загрузка электронной почты. Я пробежала глазами перечень адресов, с которых мне пришли сообщения. В основном они касались бизнеса. Письма пришли от моего юриста, от редактора маленького журнала, в котором печатались мои статьи по древней азиатской керамике. Еще пришло приглашение на вечеринку. Да, вот такая жизнь у меня была последние двадцать лет. Я играла роль фальшивого эксперта по китайским чайным чашкам. Вымышленной биографии поспособствовала коллекция бесценных чашек, которую мне передал мой китайский работодатель в тот день, когда я взошла на борт британского корабля, спасаясь от мародерствующих националистов. Это произошло в другой жизни. Но в данное время я выбрала для себя эту роль. Честно говоря, если слишком сильно не задумываться, это амплуа меня вполне устраивало.
Вдруг я увидела незнакомый электронный адрес. Письмо пришло из Заира — о, я забыла, теперь эта страна называется Демократическая Республика Конго. А я помнила те времена, когда она была Бельгийским Конго. Я нахмурилась. Разве у меня были знакомые в Заире? Возможно, это была какая-то мольба о благотворительности. Какой-нибудь посредственный художник решил представиться африканским принцем, которому нужно совсем немножко денег, чтобы решить срочную финансовую проблему. Я чуть было не стерла письмо, не открывая, но в последнюю секунду передумала.
«Дорогая Ланни, — так начиналось письмо, — тебя приветствует тот человек, от которого ты уже наверняка не ждала вестей. Во-первых, позволь поблагодарить тебя за то, с каким уважением ты отнеслась к моей последней просьбе и не искала меня после нашего расставания…»
Треклятые невинные слова, выраженные строгими буковками на экране. Я судорожно навела курсор на значок «Печать». «Печатай, будь ты проклят! — мысленно торопила я принтер. — Я хочу держать эти слова в руках».
«…Надеюсь, ты простишь меня за то, что я обращаюсь к тебе таким образом. Электронная почта очень удобна, но я никогда не мог избавиться от ощущения, что общение посредством e-mail менее вежливо и корректно, нежели письмо, написанное от руки. По той же причине мне непросто воспользоваться телефоном. Но у меня не так много времени, поэтому я решил обойтись электронной почтой. Мне предстоит провести несколько дней в Париже, и мне бы очень хотелось увидеть тебя. Надеюсь, ты сумеешь выкроить время для нашей встречи. Пожалуйста, ответь мне и дай знать, сможешь ли ты со мной встретиться… С любовью, Джонатан».
Я торопливо села на стул перед компьютером и занесла пальцы над клавиатурой. Что написать? После десятков лет молчания все вдруг забурлило в сердце. Все эти годы так хотелось поговорить, а поговорить было не с кем. Я разговаривала со стенами, с небом, с голубями, с горгульями на шпилях собора Нотр-Дам. «Слава богу. Я думала, я больше никогда не получу весточки от тебя. Прости. Прости. Значит ли это, что ты простил меня? Я ждала тебя. Ты просто не в состоянии представить, каково это — увидеть твое имя на экране компьютера. Ты простил меня?» Такие у меня были мысли.
Я растерялась. Я сжала кулаки, встряхнула руки, снова сжала пальцы и снова встряхнула. Наконец я опустила пальцы и набрала одно-единственное слово. «Да».
Ожидание того дня стало сущим мучением. Я пыталась держать в узде свои ожидания, но получить такое неожиданное письмо от Джонатана и не размечтаться было невозможно. Я понимала, что возлагать слишком большие надежды на нашу встречу не стоит, но какая-то частица меня продолжала тешить себя романтическими мечтами при упоминании о Джонатане. Как можно было лишить себя радости хоть немножко помечтать? Ведь я так давно ничего не ждала.
О своей жизни Джонатан поведал мне в следующем электронном письме. В тридцатых годах он жил в Германии и выучился там на врача. Получив диплом, он стал странствовать по далеким бедным странам, оказывать их жителям медицинскую помощь. Имея сомнительные документы, было гораздо проще проскочить в отдаленные уголки планеты, где была срочная нужда в медиках. Перепуганные бюрократы могли спешно оформить тебе необходимые бумаги. Джонатан работал с прокаженными на островах в азиатской части Тихого океана, с жертвами оспы в Индокитае. Вспышка геморрагической лихорадки привела его в Центральную Африку, и он остался руководить медицинской клиникой в лагере беженцев неподалеку от границы Заира с Руандой. Конечно, тут не проводят операций на открытом сердце, писал мне Джонатан. Сплошные огнестрельные ранения, дизентерия и прививки от кори. Всякая всячина.
Что я могла написать в ответ, кроме как подтвердить время и место нашей встречи? Меня волновало и немного пугало то, что Джонатан стал врачом — ангелом милосердия. Но он ждал, что я расскажу ему о своей жизни со времени нашей последней встречи. Я села перед компьютером и задумалась — что написать? Что написать, чтобы не смутить, не расстроить Джонатана? После нашего расставания жизнь была нелегкой. Большую часть времени я просто плыла по течению, совершала один глупый и мелочный поступок за другим. Но в те времена я верила, что это мне необходимо, чтобы выжить. И вот наконец моя жизнь стала размеренной и мирной, почти монашеской. Не сказать, чтобы у меня был большой выбор, но я примирилась с такой жизнью.
Я понимала, что Джонатан обратит внимание на умолчания в моем письме, но я уговаривала себя: «Он знает меня, поэтому не будет тешить себя иллюзиями, что я изменилась за время нашей разлуки». По крайней в мере, в моей жизни столь драматичных перемен не произошло. Мое первое письмо Джонатану было полно любезностей: с каким нетерпением я жду нашей встречи, как мне хочется увидеться с ним воочию, и так далее.
День встречи неумолимо приближался. Я была во власти глупых иллюзий. На тот случай, если Джонатан пожелает побывать у меня дома, я попросила горничную прийти на этой неделе раньше обычного. Я купила экстравагантный букет цветов, который вполне сгодился бы для королевской свадьбы. Я положила в холодильник несколько бутылок шампанского и принесла из винного погреба бутылку хорошего старого каберне.
Ночью накануне приезда Джонатана я совсем не смогла заснуть. Села перед зеркалом. Заметит ли он какие-нибудь перемены во мне? Я придирчиво изучала свое отражение. Конечно, искать в себе какие-то перемены — это был невроз чистой воды, попытка представить себя обычной женщиной — как те, из телерекламы, щебечущие про мимические морщинки. Я знала, что перемен нет и не будет. Я по-прежнему выглядела, как студентка колледжа, и выражение лица у меня по обыкновению было сердитое, озабоченное. Ни единой морщинки — гладкая, идеальная кожа, как в тот день, когда Джонатан от меня ушел. Я была миловидная, но не красавица. Проклятие и милосердие моей жизни. Достаточно миловидная, чтобы на меня обращали внимание, но недостаточно красивая, чтобы по мне сходили с ума. Во мне все еще сохранился пыл молодой женщины, которой не хватает секса, хотя на самом деле в моей долгой жизни его было более чем достаточно. Мне не хотелось, чтобы Джонатан увидел меня отчаянно влюбленной, но избежать этого было невозможно. Это я поняла, глядя на себя в зеркало. Мне суждено было навсегда остаться отчаянно влюбленной в него.