Повторимся: при всех своих внешних различиях все направления либерализма роднит одна общая цель. Различие между либеральными идеологиями заключается только в методах достижения этой общей цели.
«Когда некоторые говорят сегодня о победе западной системы над восточной, они не должны при этом забывать, что в постановке целей обе эти системы едины. Для обеих речь идет о создании некоего универсального мирового сообщества, в котором роль интегрирующих условий играли бы наука и техника. Речь идет о человечестве, которое находит объединяющую силу и завершение своего развития в эмансипации. Свобода и равенство как конечная победная цель всего человечества – в постановке именно такой цели между обеими системами никогда не было различий. Спор между системами всегда шел лишь о методах достижения этой цели. Сегодня с полным основанием можно сказать, что западный метод одержал триумф над восточным <…>.
Социализм, а в основе своей и либерализм, ориентированы на создание такого мира, в котором в результате преодоления материальной нужды отпадет необходимость во власти и господстве. Обе системы нацелены на упразднение отношений господства и подчинения, на преодоление политики как таковой».
В отличие от традиционализма, все либеральные направления, начиная от левого анархизма (разновидность социализма, основывающаяся на базе мелкотоварного производства) и заканчивая неолиберализмом вплоть до правого анархизма – либертарианства, клятвенно обещали народам мира построить на основе передовых научно-технических достижений совершенное царство свободы уже во время жизни на земле, а не после смерти на небе. Это удивительное совпадение единства целей имеет очень простое объяснение – все либеральные течения произошли от одних и тех же родителей – Просвещения и Реформации. Но более существенное, имевшее глобальные последствия для человечества в целом, отличие либерализма от традиционализма заключалось в том, что либерализм безжалостно срывал с человека венец совершенства творенья божьего и ставил его в один ряд с остальными представителями флоры и фауны, превращал его в обычную тварь. Больше того, либеральная идеология, пройдя определенный этап развития (разумеется, в рамках рационального научного знания), в итоге превращала человека из субъекта, располагающего безграничной свободой, волей действий, но при этом несущего полную ответственность за свои поступки, в безликий объект манипуляций всесильных объективных экономических, исторических и прочих законов. Таким образом, либерализм полностью снимал с самого человека требование к самосовершенствованию, к ответственности за свои действия на том основании, что, поскольку все в этом мире происходит независимо от него, по открытым учеными «объективным» научным законам, человеку не остается ничего другого, как подчиниться этим законам для его же собственного блага. В конечном итоге все эти законы – будь то неизбежность смены формаций в коммунистическом учении или идея «спонтанного порядка» и «невидимой руки» в политэкономии капитализма – должны были неотвратимо привести человечество к безграничной гармонии и процветанию, однако самому человеку в этом процессе оставалась незавидная роль статиста. Следом за отказом человека от активного самосовершенствования автоматически исчезали ставшие ненужными и неподдающиеся рациональному научному определению понятия совести и греха. Теперь ответственность за характер и поступки человека несла система общественного устройства, конкретный исторический этап развития общества, среда, в которой он проживал, а не он сам. Эту тревожную тенденцию снятия с человека ответственности за свои действия и передачи ее расплывчатому понятию «внешняя среда», «система», отметил в свое время Федор Михайлович Достоевский.
«Ведь этак мало-помалу придем к заключению, что и вовсе нет преступлений, а во всем “среда виновата". Дойдем до того, по клубку, что преступление сочтем даже долгом, благородным протестом против “среды". “Так как общество гадко устроено, то в таком обществе нельзя ужиться без протеста и без преступлений". “Так как общество гадко устроено, то нельзя из него выбиться без ножа в руках". Ведь вот что говорит учение о среде в противоположность христианству, которое, вполне признавая давление среды и провозгласивши милосердие к согрешившему, ставит, однако же, нравственным долгом человеку борьбу со средой, ставит предел тому, где среда кончается, а долг начинается.
Делая человека ответственным, христианство тем самым признает и свободу его. Делая же человека зависящим от каждой ошибки в устройстве общественном, учение о среде доводит человека до совершенной безличности, до совершенного освобождения его от всякого нравственного личного долга, от всякой самостоятельности, доводит до мерзейшего рабства, какое только можно вообразить. Ведь этак табаку человеку захочется, а денег нет – так убить другого, чтобы достать табаку. Помилуйте: развитому человеку, ощущающему сильнее неразвитого страдания от неудовлетворения своих потребностей, надо денег для удовлетворения их – так почему ему не убить неразвитого, если нельзя иначе денег достать?».