Письмо, разумеется, следовало переслать юлиным родителям... но Юля не стала объяснять это Диане и, тем более, комментировать ее сообразительность. Вместо этого она спросила, от кого письмо.
«Отправитель: Антонина Завилейски, — после паузы прочитала Диана, — обратный адрес: Каштановая Аллея, 7...»
Юля почувствовала, что мир, внезапно утратив реальность, взорвался и завертелся... но чьи-то руки подхватили ее, не давая упасть, и она словно откуда-то издалека услышала свой собственный неправдоподобно спокойный голос:
— Я зайду к тебе завтра за письмом, хорошо, Диана?..
Испуганный юлиным обмороком, Евгений на следующий день оставил с ней Вику, а за письмом поехал к Диане сам. Его тоже встревожила эта неожиданная весть из прошлого, хотя он и понимал, что ничего необычного тут нет: письмо явно было прощальным, написанным накануне самоубийства... Но как странно было получить его теперь!
...Юля долго сжимала в руках конверт, не решаясь распечатать его. Как будто пришло к ней не запоздавшее на год прощание, а настоящая весть из потустороннего мира. А может, так оно и было?..
Наконец Юля развернула письмо...
«Дорогая Юля, — начиналось оно, — Юленька...
Я знаю, что ты смертельно на меня обижена, более того, имеешь на это полное право, но прошу тебя: прочитай это письмо до конца! Пусть твое любопытство, как это бывало уже не раз, победит все остальные мотивации...
Ты, наверное, уже поняла — я очень хорошо представляю себе то, что происходит сейчас с тобой (я имею ввиду не твою теперешнюю обиду на меня, а тоску по испытанному вдохновению). Я знаю, как это бывает больно, но боль всегда сопровождает рождение, это неизбежно... по крайней мере, с точки зрения Создателя! Я имею в виду — рождение эспера из обычного человека, иногда довольно долгий переходный процесс. Я сама когда-то пережила это, и натворила немало глупостей — вот потому-то я и опасаюсь: сможешь ли ты справиться с подобными проблемами...
Первый раз я испугалась за тебя, когда ты с совершенно детским ужасом сказала, что год — это очень долго. Терпеливость никогда не относилась к твоим добродетелям, не правда ли? Потому я и не рискнула сказать тебе сразу, что ты становишься эспером: тебе бы потребовалось все «здесь и сейчас», а парапсихические способности пробуждаются не мгновенно...
И поэтому, когда ты пришла ко мне в полном отчаянии, не желающая жить дальше, я подумала, что если не сейчас, то когда-нибудь потом у тебя хватит решимости покончить с собой. Но ты не должна этого делать! Понимаешь? Ты — не должна...
Честно скажу, я испытала тогда некоторое раздражение и даже презрение к тебе (по типу: мне бы ее проблемы!) Именно поэтому дальнейшее мое поведение не отличалось милосердием, очень прошу, прости меня за это...
Но цель у моего жестокого розыгрыша была вполне определенная: сделать тебе своего рода «прививку» против самоубийства. Я уверена, что ты еще не раз станешь тяготиться жизнью, поэтому закрепила тебе условный рефлекс: теперь, когда ты захочешь покончить с собой, тебе сразу вспомнится электронный газ и прочее, и станет... не важно — стыдно, смешно или грустно, важно, что ты испытаешь чувство с самоубийством никак не гармонирующее. Согласна, что то же самое можно было сделать десятком других способов — и еще раз прошу прощения за избранный мной!»
Юля вспомнила, как придя мириться, застала Тонечку уже мертвой. И ничего, ничего невозможно исправить!.. Юля, не стесняясь, расплакалась и протянула письмо Евгению:
— Читай дальше вслух!
— Но...
— Читай!
Евгений пробежал глазами предыдущее и, поняв причину слез, стал читать дальше:
«Что бы ты обо мне ни думала сейчас, Юля, но я очень люблю тебя и дорожу твоей дружбой. Но почему всем, кто любит меня, я приношу только несчастья?! Я знала, с самого начала знала, что мне не надо принимать твою заботу, не надо знакомиться с тобой — но я не выдержала, уступила твоему теплу и твоему любопытству.
Когда я подумала, что больше не нужна тебе, то решила «сменить воплощение» — и это письмо должно было быть прощальным. Я уже приготовила все, что нужно, но если... Если ты простишь меня...
Что, сильно напоминает шантаж? Но ты не похожа на тех, кто жертвует собой из жалости, и поэтому я не опасаюсь, что ты будешь спасать меня вопреки своему желанию. Между прочим, такая жалость унижает, а ни я, ни ты не приемлем унижения...
Я жду тебя... А если не дождусь, то прошу о последнем одолжении: отвези в общину «Лиловый лотос» (адрес я напишу ниже) результаты моего последнего исследования. Это достаточно интересная вещь, которая может быть даже опасной — именно поэтому я и уединилась, когда почувствовала возможность такого открытия...
Описание его ты найдешь в этом же конверте, и между прочим, этим открытием я косвенно обязана тебе — точнее, твоему вмешательству в мои предсказания и нарушение их. Поверишь ли, что я два года пыталась сделать нечто подобное, найти «неучтенную вероятность»... но для этого, наверное, мне не хватило твоей энергии и твоей смелости.
Не знаю, прощай или до свидания, но в любом случае — спасибо!»
Ниже шел подробный адрес общины с указанием, как до нее добираться, потом подпись и дата.
Дата... Юля несколько секунд всматривалась в шесть цифр, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она сойдет с ума: письмо было написано в день самоубийства!
Вечером этого дня Юля пришла к Тонечке и в живых ее уже не застала... Но как такое могло получиться? «Я жду тебя...» — написала Тонечка. Почему же не дождалась?! Ведь со времени отправки письма до прихода к ней Юли не прошло и нескольких часов!
Юля смотрела на Евгения широко открытыми глазами, словно отчаянно пытаясь что-то понять. Наконец она заговорила:
— Но я же... Я пришла к ней в тот же день... Я пришла даже раньше, чем получила письмо! Почему она не дождалась меня?! Почему? Она же написала, что...
— Юленька, — мягко остановил ее Евгений. — Когда человек в таком состоянии, бывает всякое. Может быть, решила, что действительно шантажирует тебя...
Юля яростно блеснула на него глазами:
— Она никогда не врала, ясно тебе?! И не могла написать одно, а сделать другое! Тут что-то не так, и я не знаю, не знаю, не знаю!..
Последние слова были уже настоящей истерикой. Евгений бережно прижал к себе плачущую Юлю. Ему хотелось одного — защитить ее... От боли, от отчаяния, от призраков прошлого и от мучительных вопросов!..