— Стало быть, он в руках у турок?
— Вы сказали, мессир.
Герцог мечтательно задумывается.
— А что, если организовать крестовый блиц-походишко и отбить у них твое епископство?
Зятья в ужасе: им уже представляется, как папина казна ухнула в Дарданеллы.
Но благоразумный Онезифор увещевает герцога:
— Весьма благое намерение, мессир, весьма благое, но Богу угодно, чтобы мое епископство было in partibus, да будет на то воля Его.
— Ты правда не хочешь? Гляди, другого такого случая не представится.
— Нижайше вас благодарю, мессир, нижайше благодарю.
Зятья прямо вспотели от переживаний. Теперь они переводят дух. Сир де Сри решается сострить:
— Вы настоящий донкихот, — говорит он герцогу с тонкой улыбкой.
— Чего-чего? Какой еще ход?
— Я говорю: Дон Кихот. Это бестселлер тысяча шестьсот четырнадцатого года. Я прочел его в переводе Сезара Удена.
Герцог глядит на сира де Сри с состраданием.
— Вот ум-то до чего доводит, — бормочет он.
Но тот не слышит, ибо все заглушает женское кудахтанье. Впрочем, войдя в залу, женщины умолкают и почтительно склоняются перед отцом. Когда присутствующие рассаживаются, герцог д’Ож перечисляет все наместничества, бенефиции и привилегии, которых по договору в Сент-Мену он добился для своих зятьев, а следовательно, и для дочерей.
— Бе-е-е! — блеет Фелица, выражая таким образом общее удовлетворение.
Итак, зятья восприняли без неудовольствия новость о том, что их тесть женится вторым браком на девице Руссуле Пекé, дочери виллана и дроворуба.
Сидролен вздрогнул и проснулся: ему почудилось, будто звонят в дверь, выходящую на набережную. Он встал и выглянул наружу: никого. Уже давно стемнело. Сидролен вгляделся в загородку — нет ли там новых надписей, но ничего не увидел. Тогда он спустился вниз, оделся как можно приличнее, запер все двери на барже и направился в бистро на углу набережной и перпендикулярной к ней улицы.
Здесь еще сидели несколько парочек, чересчур увлекшихся поцелуями типа «засос», гортранспортисты поедали сандвичи и осушали пивные кружки, обсуждая мелкие дневные происшествия по службе. Сидролен заказал укропной настойки с минералкой, приобрел телефонный жетон и перелистал справочник. Прождав семнадцать минут, пока парочка, забравшаяся в кабину, завершит засос и соблаговолит выйти, Сидролен связался по телефону с тем же самым рестораном-люкс, из которого его выставили днем.
— Я бы хотел заказать столик на сегодняшний вечер.
— На сколько персон?
— На одну. На одну персону.
Сидролен сразу почувствовал, как трубка охладела у него в руке: вероятно, на другом конце провода им были недовольны. Не следовало говорить так прямо.
— Но я ем за четверых! — поторопился он добавить.
Трубка вновь потеплела. У него спросили фамилию.
— Дроленси. Месье Дроленси. Передаю по буквам: д’Ож, Рифент, Онезифор, Ламелия, Египет, настойка, остальное как слышите.
— Дюпон. Я правильно записал? Столик для месье Дюпона?
— Все верно.
Войдя в ресторан-люкс, он тотчас заметил, что напрасно потратил время на заказ: ресторан был пуст. Здесь обычно устраивались деловые обеды, а вот на ужин клиенты заглядывали куда реже. Тем не менее метрдотель высокомерно осведомился, заказан ли столик. Сидролен отвечал, что да, заказан. На чье имя?
— Дюпон. Месье Дюпон.
— Благоволите пройти сюда, месье Дроленси.
Сидролен приготовился к тому, что его усадят на сквозняке или рядом с сервировочным столом. Ничего подобного. Он увидел прекрасный просторный стол, щедро заставленный посудой и приборами. Сидролен был приятно поражен. Метрдотель протянул ему меню площадью примерно в сто шестьдесят квадратных сантиметров и спросил, не желает ли клиент аперитив. Сидролен склонился к укропной настойке.
— Какую марку предпочитает месье?
— «Белую лошадь», — ответил Сидролен официанту по винам.
Затем он с видом знатока проглядел меню. Метрдотель кончиком карандаша указывал фирменные и дежурные блюда. Когда Сидролен решил начать обед с крупнозернистой икры свежего посола, беседа их стала прямо-таки задушевной. И уж совсем сердечной сделалась она после того, как он заказал вслед за икрой кулебяку с лососиной, а за ней — жареного фазана с гарниром из перигорских трюфелей. По некотором размышлении Сидролен, весьма охочий до слоеных пирожков, пришел к мысли, что недурно было бы включить один такой — волован с капустой под названием «Радость финансиста» — в программу, между кулебякой и фазаном. А после сыра он полакомится суфле с двенадцатью ликерами.