— Нет, — отвечает Сидролен. — Я его отпустил.
— Ну, будет мне наука, как совершать благородные поступки! — вскричал возмущенный герцог.
— Поступок оказался скверным, — спокойно ответил Сидролен. — Этот человек не имел никакого отношения к ругательным надписям.
— Провели Сидролена, как последнего простофилю, — заметила Лали.
— Нисколько не сомневаюсь, — подтвердил герцог, — впрочем, теперь наплевать. Предоставляю вам малярничать сколько влезет, месье! Предоставляю вам малярничать сколько влезет!
Тем не менее за весь день Сидролену так и не представился случай помалярничать; к тому же, как и накануне, он весь день не видел своих гостей. Вернулись они лишь после ужина. Сидролен играл в карты с Лали. Лали, играя в карты, курила.
Герцог и Пешедраль сели рядом и налили себе укропной настойки. Графиня и Фелица прямиком отправились по каютам.
— Все в порядке? — вежливо спросил Сидролен.
— А у вас? — оживленно спросил герцог. — Как там наша мазня?
— Сегодня чисто.
— Понятно. Ну а мы нынче ударились в архитектуру: решили доставить удовольствие его (жест) маме и прошвырнулись по всем что ни на есть церквухам подряд; сдохнуть можно, сколько их понастроили здесь, в столице!
— А вы, случайно, не антиклерикал, господин герцог? — спросил Сидролен.
— Архиантиклерикал! Только, ради Бога, не величайте меня господином герцогом! Теперь, когда мы познакомились покороче, можете звать меня запросто: Жоашен.
— А с какой стати мне звать вас Жоашеном?
— Да потому что это мое имя.
— И мое тоже, — ответил Сидролен. — Не представляю, как это я буду звать сам себя, обращаясь к чужому человеку.
— Чужой да княжой! — беззлобно отпарировал герцог. — Ладно, раз уж мы оба Жоашены, зови меня Олендом — это мое второе имя.
— И мое тоже.
— Ну, ничего, у меня в запасе еще четыре: Анастаз Ше...
— ...рюбен Еме...
— ...рик Нор...
— ...бер.
— В таком случае, — вскричал герцог, совсем развеселившись, — вернемся к отправной точке: зовите меня д’Ож... или нет, Джо, а я вас буду звать Сид.
— Мне больше нравится Сидролен, — сказал Сидролен.
— Ладно, пусть будет Сидролен, коль Сидроленом быть желаешь, но тогда я стану обращаться к тебе на «ты».
— Я не против.
— И ты тоже обращайся ко мне на «ты», — добавил герцог, от души добавив себе укропной настойки.
— Хорошо, буду обращаться к вам на «ты».
— Так вот, Сидролен, — продолжал герцог весьма повышенным тоном, — т-т-ты меня не уважаешь! Я п-п-понял это нынче утром, когда румяная заря осветила б-б-бегство нашего пленника. Стоило трудиться, сказал я себе, и всю ночь студить себе задницу, стараясь угодить нашему хозяину, чтобы потом названный хозяин повел себя как глупая стыдливая недотрога; однако Сфен разъяснил мне, что ты, в конце концов, лучше меня разбираешься в этих делах и, возможно, имел веские причины отпустить этого типа, чью физиономию я, хоть убей, никак не могу припомнить. Будь я на твоем месте, мне бы не понравилось его соседство. А засим — доброй ночи!
Вслед за этим внезапным заявлением он встал, что незамедлительно проделал и Пешедраль, но тут вмешалась Лали:
— А кто этот месье Сфен, что отпускает вам замечания по его (жест) адресу?
— Это не месье, это конь, — ответил герцог.
— Ваш конь делает замечания?
— По этому поводу, — продолжил Жоашен, оставив без внимания последний вопрос, — у меня тоже есть одно замечание. Я обнаружил, что французы с их скáчками тоже стали алхимиками.
Ни Лали, ни Сидролен даже глазом не моргнули, и еще менее того — Пешедраль.
— Да-да, — подтвердил герцог, — они все надеются извлечь золото из лошадей. Ну-с, теперь и вправду доброй ночи!
И он исчез, хотя тут же появился снова.
— Мое замечание наверняка показалось вам странным. Я признаю, что оно и в самом деле оригинально: не все то золото, что из коня.
И он вновь исчез; его удалявшийся хохот наконец затих вдали.
— Посидите с нами еще, — сказала Лали Пешедралю, который не успел исчезнуть вместе с герцогом.
— Не могу. Я должен помочь герцогу стащить сапоги.
— Да на нем нет сапог!
— Есть — моральные.
— А ваши лошади тоже носят сапоги?
— Моральные? Конечно!
Вдали послышался продолжительный рев.