— Вот на это не рассчитывайте, — говорит Сидролен.
— Да у вас на борту вроде бы не тесно.
— Мои дочери, — заявляет Сидролен, — выходя замуж, покидают баржу. Такая у нас семейная традиция.
— Неужели вы нас вышвырнете в какую-нибудь паршивую многоэтажку?
— Ну, дорогой мой, это уж ваши проблемы, — отвечает Сидролен. — Замечу вам, что кроме многоэтажек есть еще домики в предместье, комнаты для прислуги (шестой этаж без лифта), автоприцеп на приколе и масса всякого другого жилья.
— А все же у вас на барже места предостаточно.
— Вы на ком собрались жениться, — спрашивает Сидролен, — на Ламелии или на барже?
— Баржу-то я еще не видел.
— Должен вам сказать, — заявляет Сидролен, — что эта баржа — всем баржам баржа, красивей не сыщешь. Желаете взглянуть?
— Боюсь, что расстроюсь, как подумаю, что мне не суждено здесь жить.
— Ну-ну, не горюйте, — утешает его Сидролен, — зато вы всегда сможете зайти сюда опрокинуть стаканчик укропной настойки. Кстати, приглашаю на стаканчик.
Сидролен указывает дорогу, они спускаются по склону, вступают на мостки, и гортранспортист едва не срывается с них в речную тину.
— Сразу видно, что вы никогда не служили на речных трамваях, — любезно говорит ему Сидролен.
Потом кричит:
— Твой ухажер явился!
Слова эти предназначаются Ламелии; появление следует незамедлительно.
— Кто этот господин? — спрашивает Ламелия у Сидролена.
— Да вроде бы твой суженый.
— Первый раз вижу, — заявляет Ламелия. — Но если он хочет выпить стаканчик укропной настойки, могу ему предложить.
— Уже предложено! Давай неси ее сюда.
Ламелия удаляется, дабы провести в жизнь сей проект.
— Ну, дорогой, — говорит Сидролен гортранспортисту, — как вы находите мою баржу?
— Очень миленькая, — рассеянно отвечает тот. — А что, ее правда зовут Ламелия?
— Нет, ее зовут «Ковчег».
— Вашу дочь зовут «Ковчег»?
— Мою дочь зовут Ламелия.
— Вы уверены?
— Да вы что, не узнаете ее?
Гортранспортист демонстративно громко чешет в затылке.
— Да прямо не знаю... не знаю... ей-богу, не знаю. Нет, скажите, ее и вправду зовут Ламелия?
— Факт!
— Сомневаюсь, чтобы другая Ламелия — моя то есть — жила на другой барже в этом же месте.
— Почему бы и нет?!
— Хм... но... по теории вероятности...
— Эта ваша теория — только предлог для гаданий и парадоксов. Может, всех девушек на всех баржах у всех причалов зовут только Ламелиями.
Гортранспортист принимает скептический вид.
— Я имею в виду только те баржи, что стоят на приколе, — уточняет Сидролен.
Гортранспортист принимает почти убежденный вид. Но он бы ошибся, поверив в это окончательно, ибо Ламелия, принесшая укропную настойку, обращается к нему так:
— Ну что, лапочка, здорово я тебя напугала?
— Конечно, это она! — ликующе восклицает лапочка.
— Ты уже поговорил с папой?
— Да, — говорит лапочка.
— Он согласен?
— Спроси сама.
— Папа, ты хочешь, чтобы я вышла замуж за гортранспортиста?
— Да, — говорит Сидролен и не без грусти добавляет: — Ну вот, как говорится, и с плеч долой.
Они чокаются. Беседуют. Обсуждают проблему будущего жилья, поскольку вопрос о поселении на барже не стоит; впрочем, гортранспортиста эта перспектива не так уж и манит, — известное дело, на реке сыро, того и гляди, ревматизм подцепишь, а он, гортранспортист, боится ревматизма пуще смерти. А потом, малыш — поскольку вопрос стоит о малыше — рискует свалиться в эту зловонную сточную жижу, окружающую баржу, так что лучше уж подыскать домик в предместье, но вот только спрашивается, на какие шиши. Сидролен также спрашивает себя, на какие шиши.
Гортранспортист не осмеливается спросить это у Сидролена.
Н-да, с домиком в предместье, как видно, придется обождать.
Но спросить-то все-таки можно.
— Сколько же вы за ней дадите? — спрашивает гортранспортист.
— Сколько — чего? И кому? — интересуется Сидролен. — В денежных вопросах я, знаете ли...
— Ну как же! — говорит гортранспортист. — Ну как же, приданое-то, ну, то есть то, что раньше называли приданым, кошелек, так сказать, в корзинку новобрачной.