Барон прислонился к каминной полке, внимательно глядя на нее сверху вниз.
— Насчет Софи, — сказал он. — Следовало предостеречь вас о трудностях общения с ребенком. — Он выразительно раскрыл ладонь. — Как, без сомнения, вы поняли после недавней маленькой ссоры.
— Да. — Виктория продолжала изучать ногти, не в силах выдержать его пронизывающий взгляд.
— Не сомневаюсь, вы считаете, что моей дочери не хватает дисциплины?
Виктория вздохнула. Какой ответ от нее требуется?
— Думаю… Софи очень одинока, — неловко вырвалось у нее.
— Как дипломатично, — сухо прокомментировал он. — Нет, моя дорогая мисс Монро, это не просто одиночество! Когда Софи болела, ей уделялось все внимание. Малейшее ее желание было для меня приказом. Она мне очень дорога. Естественно, я ее избаловал, и вот результат.
Виктория закусила губу:
— Сколько лет было Софи, когда она заболела, герр барон?
— Восемь… чуть больше восемнадцати месяцев назад. Она много времени провела в больнице, а ее выздоровление от паралича стало почти чудом. — Барон стряхнул пепел в огонь. — Никто не смог бы объяснить причину этого. Какое-то время казалось, что она вообще никогда не вернется к нормальной жизни.
Виктория сдерживалась, но вопрос должен был быть задан:
— А ваша жена, баронесса…
Барон выпрямился.
— Не будем обсуждать мать Софи, мисс Монро, — резко оборвал он. — А сейчас давайте примем решение о расписании уроков…
Виктория покраснела и позволила направить разговор в русло образования, высказывая свое мнение только в ответ на вопрос или получая инструкции. По его предложению, занятия следовало проводить в его кабинете, где есть стол и обширные возможности для игр, огромное количество книг на полках. У барона уже имелись учебники на немецком и английском, с помощью которых Виктория могла выяснить способности Софи, другие принадлежности для обеспечения учебного процесса хранились в обширных ящиках стола. Когда барон закончил, Виктория встала, готовая удалиться, однако он жестом остановил ее и она снова уселась в кресло.
— Сейчас я объясню, сколько свободного времени в вашем распоряжении и как вы можете его провести, — задумчиво сказал он. — Кроме того, если вы предпочитаете есть в своей комнате, я могу устроить, чтобы вам приносили поднос.
— О нет. То есть… — Виктория закусила губу. — Я не возражаю есть на кухне. Предпочитаю… — Она запнулась. Ей хотелось сказать, что предпочитает компанию одиночеству, но это значило дать ему карты в руки.
Однако прежде чем она смогла придумать адекватный ответ, барон сказал:
— Понимаю, фройляйн. Не воображайте, что у меня нет чувств. Мне тоже нужно общество — иногда.
Виктория потупилась, и по ее спине пробежал тревожный холодок. Почему этот человек вызывает в ней такое смущение? Почти все известные ей мужчины богаты, ухожены, искушены в житейских делах, они водят скоростные машины, отдыхают на Карибах или в южной части Тихого океана, носят самую модную одежду и знают все лучшие рестораны. Барон фон Райхштейн должен походить на них, но ничего подобного, и его единственная уступка современным веяниям — длинные бачки до подбородка. Он носит пиджак с кожаными заплатками на локтях, ездит на заляпанном грязью универсале и ест на деревянном столе из глиняных тарелок. Почему же она замечает в нем каждую подробность, от мощи его большого тела до чувственного изгиба полной нижней губы?
— Теперь к вопросу о свободном времени, — заговорил снова барон, и Виктория сконцентрировала внимание. — Естественно, каждый день после окончания уроков вы будете свободны — через пару часов после ленча. Однако буду благодарен, если вы обдумаете возможность на некоторую часть дня стать компаньонкой Софи.
Виктория покраснела.
— Нет необходимости предлагать, герр барон, — натянуто сказала она. — Я вполне готова считать Софи своей подругой, если она этого захочет. Что касается свободного времени, если когда оно и понадобится, я всегда могу сказать вам.
Барон нахмурился:
— Тем не менее полагаю существенным, что вы не должны постоянно считать себя на службе. Ваше предложение принимается, но подобная семейная ситуация может показаться вам довольно утомительной.
Виктория встала. Она была довольно высокой девушкой, но рост барона превышал шесть футов и подавлял ее.