Выбрать главу

Виктория подошла к двери и заглянула в дыру, через которую кошка делала свои постоянные вылазки за едой для котят. Если бы только дыра была больше, если бы только она могла выйти этим путем…

Вдруг ее осенила идея. Дерево разрушалось годами сырости и гниения. Наверняка, если она найдет тяжелый инструмент, которым сможет долбить в дверь, то расширит кошачий лаз достаточно, чтобы в него проползти.

С нарастающим волнением она огляделась. Ничего подходящего, кроме скамьи, на которой она сидела. Нахмурившись, Виктория подтащила ее к дыре. Будет трудно справиться с таким тяжелым орудием, но попробовать стоило.

Приподняв один конец, Виктория побежала к двери, выставив скамью перед собой. Хотя удар вышел довольно увесистым, он попал на несколько дюймов выше дыры. Придется повернуть скамью боком.

Через несколько минут Виктория почувствовала неимоверную усталость. Скамья была слишком большой и неуклюжей, чтобы использовать ее в качестве тарана. С разочарованным вздохом она поставила скамью на пол и обессиленно села. Она смотрела на дверь со злыми слезами на глазах. Кто бы ни возводил это здание, он построил его на совесть.

Затем глаза Виктории изумленно расширились, и она с недоверием вскочила со скамьи. Удары не проломили дерево над дырой, зато преуспели в другом. Если двери стояли крепко и неподвижно, то дверные косяки подгнили от сырости, и петли, которые она не проверяла, едва держались в своих отверстиях. Удары по нижней части двери расшатали гвозди, и сейчас они наполовину свисали из гнезд.

Отбросив в сторону скамью, Виктория ухватила верхнюю петлю и потянула ее на себя, ломая ногти и даже не замечая этого. Петля полностью отошла от косяка, теперь она держалась только за дверь. С неимоверной быстротой Виктория набросилась на другие петли. Некоторые отрывались труднее, но возбуждение девушки было таково, что она, казалось, обрела сверхчеловеческую силу, и в мгновение ока дверь была свободна.

Открыть ее оказалось труднее. Во-первых, не было ручки, пришлось тянуть за петли, чтобы заставить дверь двигаться. Сквозь щели уныло свистел ветер, обжигая холодом пальцы, в заледеневшем ночном воздухе Викторию пробирал озноб.

Но все это не имело значения, под ее пальцами дверь медленно открывалась, и через несколько минут она выбралась наружу. Никогда еще ночное небо не казалось таким красивым, а ледяной восточный ветер — таким притягательным.

С ноющими руками и плечами Виктория быстро прошла по крытому проходу во внутренний двор, а оттуда к главным дверям. Если они заперты, придется идти на кухню и надеяться, что Мария и Густав не спят. Но к ее удивлению, светились окна большого зала, и даже выше во многих комнатах горел свет. Виктория никогда не видела замок таким ярко освещенным и побежала ко входу. Возможно ли, что ее пропажи не заметили? Было очень поздно, но, возможно, думают, что она в своей комнате?

Едва Виктория распахнула дверь зала, как из кухни появился Густав и уставился на нее, словно увидел привидение.

— Фройляйн! — воскликнул он, — Gut Gott, где вы были? — и разразился потоком неразборчивого немецкого, который у Виктории не было сил переводить. Она закрыла внешнюю дверь и устремилась к огню, призывно пылавшему в камине. «О, как тепло», — думала она, поворачиваясь кругом и подставляя пламени все тело, в то время как Густав произнес что-то не очень лестное, повернулся и исчез.

Виктория уселась на скамью, посмотрела на тяжелую дверь в северное крыло и малодушно поежилась. Нескоро она решится пройти этим путем снова.

Интересно, куда подевались Фриц и Хельга? На обычном месте у камина их не было, и Виктория подумала, не взял ли их на прогулку барон. Если… если только он не искал ее и не взял с собой собак. Наверняка Мария знала, что она не покидала замка. Вдруг дверь зала отворилась и предмет ее размышлений возник на пороге, недоверчиво глядя на нее сердитыми глазами. За его спиной топтался Густав, и Виктория непоследовательно отметила, что на них тяжелые пальто и сапоги, словно они только что пришли с улицы.

Барон повелительно махнул Густаву и вошел в зал, захлопнув за собой дверь. Не сводя с гувернантки пронзительного взгляда, он расстегнул парку и сбросил ее на длинный стол.

— Что вы себе позволяете, Виктория? — грозно осведомился он с сильным акцентом.

Виктория слабо уставилась на него, и, к ее ужасу, по ее щекам полились слезы. Это было слишком, его гнев ко всему прочему!