— За что его прозвали Кетчалом? — спросила Дурсун у девочек.
— Ой! Он такой упрямый! — наперебой объяснили ей. — Если скажешь: не делай того-то — он тотчас же сделает; если же попросишь сделать что-нибудь — и не дожидайся. Потому и прозвали его упрямцем. Самая младшая из новых подруг Дурсун, Гозельджик, ласковая девочка, с длинными русыми косами, рассказала все, что знала про Кетчала:
— Его отца зовут Дурды-Шайтаном, только не знаю почему. А мать Кетчала называет своего сына Реджеп-джан. Но он такой озорной — даже мальчишки его боятся! Это его все Ораты учит.
Дурсун удивилась, услышав, что тихий Ораты подбивает товарища на шалости. Однако все подружки подтвердили это. Тогда она решила не пускать Кетчала и Ораты к себе в дом.
В тот же день она сказала отцу:
— Если еще придет к нам Кетчал, я его прогоню. Он мешает слушать. Пусть не приходит!
— Что ты говоришь, дочка? Кто такой Кетчал? — спросил отец.
— Да тот упрямец, который всегда балуется и всегда жует чурек. Ты знаешь его, папа.
— Ай-ай, доченька! — встревожился учитель. — Нельзя этого делать. Мальчик, которого ты собираешься прогнать, сын Дурды-ага. Ты так и самого Дурды-ага можешь обидеть. Нехорошо! Мальчики частенько бывают озорниками. Ты бы, доченька, сама им хороший пример показала. Ты пионерка. В город вернешься, тебя в отряде спросят: чем помогала ребятам в ауле? Найди вожатого, поговори с ним.
Дурсун не хотела обидеть человека, который был другом ее отца. Она и сама уважала Дурды-ага, особенно за его храбрость.
Она слышала про него такой рассказ.
…Однажды, когда Дурды-ага был еще молодым, он поехал на осле в горы за дровами. Кроме хорошего ножа с белой рукояткой, у него никакого оружия не было. Поднявшись на высокий перевал, он увидел под деревом барса, который озирался по сторонам и обнюхивал воздух. Что было делать Дурды-ага? Если хищник его заметит, то пощады не жди… Дурды-ага слез с седла, снял шапку, вывернул ее наизнанку, надел на левую руку и крепко обмотал веревкой; в правую руку взял нож. Он знал, что старые охотники так воюют с барсами, даже с тиграми и нередко побеждают их. Главное — не робеть и обязательно выбрать такое место для схватки, чтобы самому оказаться выше зверя, иначе тот, бросившись сверху, может сразу растерзать.
Дурды-ага отогнал осла подальше и поспешно стал взбираться на ближайшую скалу. Но барс уже почуял опасность. Повернув голову, он резко прыгнул в сторону. Казалось, он хотел убежать. Но нет! Дурды-ага понял, что схватка неизбежна. Приготовившись к ней, он постарался определить, откуда барс прыгнет на него. «Вон от того большого камня», — решил он. Так и вышло. Едва лапы хищника отделились от земли, Дурды-ага шагнул назад, слегка пригнулся и вытянул вперед руки, будто сам намеревался броситься на зверя. Барс чуть не задел лапой плечо охотника.
Дурды-ага, стараясь как можно глубже вобрать голову в плечи, сунул руку почти до локтя в разинутую пасть барса. Хищник сжал челюсти, крепкие, как железо, но в ту же секунду под грудь ему вонзился нож. Дурды-ага распорол зверю живот чуть не до самого хвоста…
Эту историю Дурсун припомнила сейчас, разговаривая с отцом.
— Почему его зовут Шайтаном? — спросила она.
— Когда Дурды-ага был еще совсем маленьким, — объяснил ей отец, — он был такой же живой и непоседливый, как теперь его сын. Он как-то обманул весь аул. Хоть это вышло не совсем по его вине, все-таки его назвали тогда Дурды-Шайтаном. С тех пор прозвище осталось за ним.
— А как он обманул людей? Расскажи, папа! — не отставала от отца Дурсун.
История оказалась совсем простой. Мальчик Дурды увидел, что два крестьянина на краю аула стоят и смотрят в поле. Дурды взобрался на дувал и тоже стал смотреть, но ничего не увидел. Невдалеке женщины пекли чурек. Они спросили, что он разглядывает так усердно. Мальчику не хотелось признаваться, что он ничего не видит, и он закричал: «Ай-яй-яй! Вон он какой!» Женщины всполошились, подняли шум. Народ стал выбегать из кибиток, хватая на ходу, что под руку попало. Когда выяснилось, что никаких причин для переполоха не было, стали искать того, кто обманул людей, добрались до Дурды, и кто-то сказал про него: «Это не мальчишка, а шайтан». И пошло с той поры за ним это прозвище: «Дурды-Шайтан… Дурды-Шайтан».
«Может быть, Реджепа прозвали упрямцем так же, как его отца, совсем случайно? — подумала Дурсун. — Может быть, он не такой уж неисправимый, как говорят девочки».