Получив таким образом верховную власть, Дидий Юлиан, по представлению воинов назначил префектами претория Флавия Гениала и Туллия Криспина. Элий Спартиан пишет, что Юлиан: "действительно пообещав преторианцам по двадцати пяти тысяч каждому, дал им по тридцать тысяч". Геродиан же, напротив, сообщает, что: "он солгал воинам и обманул их, так как не мог выполнить то, что обещал; ведь и собственных денег было у него не так много, как он хвастался, не было их и в государственных сокровищницах – всё уже ранее было опустошено из-за разнузданности Коммода и его нерасчётливых и беспорядочных расходов".
Так или иначе, но вечером того же дня Юлиан, в сопровождении отряда воинов прибывает в сенат, где господа сенаторы своим постановлением удостоили его трибунских полномочий, проконсульских прав и включили в список патрицианских фамилий.
Геродиан: "Подняв военные значки и вновь прикрепив на них изображения последнего (Коммода), они стали готовиться сопровождать Юлиана. Юлиан, принеся в лагере установленные императорские жертвы, вышел в сопровождении воинов, охраняемый большим их числом, чем это принято; ведь купив власть путём насилия и вопреки воле народа, с позорной и непристойной дурной славой, он, естественно, боялся, что народ будет ему противиться. Итак, воины во всеоружии и сомкнутым строем в виде фаланги, чтобы в случае надобности сразиться, имея в середине своего государя, потрясая над головой щитами и копьями из опасения, как бы на их шествие не бросали с домов камни, отвели его во дворец..."
Дион Кассий: "Итак, ближе к вечеру Юлиан спешно направился на форум и в сенат, ведя с собой великое множество преторианцев с многочисленными военными штандартами, словно на какую-то битву, чтобы и нас, и народ захватить врасплох, напугать и привлечь на свою сторону. А воины прославляли его на все лады, в том числе называя его Коммодом".
Жена и дочь Юлиана, Манлия Скантилла и Дидия Клара объявляются Августами, после чего, вслед за мужем и отцом отбывают в Палатинский дворец. Префектом Рима Юлиан назначает своего зятя Корнелия Репентина вместо соперника по торгам Тита Флавия Сульпициана. Клодий Альбин поддержал Дидия Юлиана из тех соображений, что мать новоизбранного императора Рима происходила родом из родного города Альбина (Гадрумета).
Само избрание вызвало страх у сенаторов и ненависть у народа. Сенаторы опасались за свою жизнь. Дион Кассий пишет: "Когда весть о случившемся дошла до каждого из нас и мы осознали, что произошло, нас охватил страх перед Юлианом и воинами, и более всего напуганы были те, кто совершил что-либо во благо Пертинаксу или во вред Юлиану. Я был одним из таких людей, ибо удостоился от Пертинакса различных почестей, в том числе назначения на должность претора, и к тому же, выступая на судебных заседаниях в защиту некоторых граждан, я не единожды доказывал противоправность многих деяний Юлиана. Всё же мы появились на публике, причем сделали это отчасти вследствие нашего незавидного положения (мы сочли небезопасным оставаться дома, ибо такое поведение уже само по себе могло навлечь на нас подозрения). Совершив омовение и пообедав, мы, пробившись через толпу воинов, вошли в курию и услышали Юлиана, выступавшего с речью, которая была вполне в его духе. "Я вижу, – сказал он в частности, – что вы нуждаетесь в правителе, и лично я, как никто другой, достоин править вами. Я мог бы назвать все присущие мне достоинства, если вы ещё не знаете о них и не знакомы со мной на деле. Поэтому я даже и не просил о том, чтобы меня сопровождало большое число воинов, но явился к вам совсем один, дабы вы могли утвердить то, что они вручили мне". "Я пришел один" – так говорил он, в то время как курия была полностью окружена тяжеловооруженными воинами, многие из которых были и в самом зале заседаний; и при этом он ещё и напоминал нам о том, что за человек он был; вот почему мы одновременно и ненавидели его, и боялись".
Народу было не по нраву то, что Юлиан приобрёл власть за деньги. "Между тем народ ненавидел Дидия Юлиана¸ так как был уверен, что исправление злоупотреблений времён Коммода будет произведено авторитетом Пертинакса, и считалось, что Пертинакс убит по злому умыслу Юлиана. [...] Как только рассвело, он принял явившийся к нему в Палатинский дворец сенат и всадническое сословие и к каждому обращался самым ласковым образом, называя в зависимости от возраста братом, сыном или отцом. Однако народ и у ростр¸ и перед курией осыпал его невероятной бранью, надеясь, что его можно заставить сложить с себя ту власть, которую ему дали воины. [Бросали в него и камнями]. Когда он с воинами и сенатом спускался в курию, вслед ему посылались проклятия; когда он совершал жертвоприношения, высказывались пожелания, чтобы жертвы оказались недействительными. В него даже кидали камни, хотя Юлиан всё время хотел движением руки умилостивить народ.. Войдя в курию, он произнёс речь – ласковую и благоразумную. Он поблагодарил за то, что его признали, за то, что и сам он, и его жена, и дочь получили имя Августов: он принял также прозвание отца отечества (Pater Patriae), но отверг постановку себе серебряной статуи. Когда он направлялся в из сената в Капитолий, народ преградил ему дорогу, но был оттеснён и разогнан силой оружия, причём многие были ранены; подействовали и обещания раздачи золотых, которые Юлиан сам показывал в руке, чтобы ему скорее поверили. Затем пошли смотреть цирковое представление. На скамьях разместились как попало, и народ удвоил свою брань по адресу Юлиана и призывал для охраны города Песценния Нигра, который, как говорили, был провозглашён императором".