Начальник бригады, видя, что возчик не расположен отвечать, попросил его ехать быстрее. Пассажиры соскочили с телеги и стали ее подталкивать. Старый Сунь принялся стегать коренную, и наконец общими усилиями телегу вытащили на сухое место. Передохнув, они снова тронулись в путь.
— Старина Сунь, чего ты все время стегаешь коренную? — снова спросил Сяо Сян.
— Сама виновата. Она сильнее всех, — рассмеялся возчик.
Сяо Сян удивился:
— Выходит, раз сильнее, нужно бить больнее?
— Товарищ, как ты не понимаешь? Если застряли в грязи, стегай самую сильную лошадь, а то никогда не сдвинешься с места. Слабенькую лошаденку хоть убей — ничего не получится. Каждый свое дело знает. Можешь мне поверить, товарищ: у нас в деревне четыреста дворов, и среди возчиков я если не на первом месте, так на втором обязательно.
— Сколько же лет ты работаешь? — поинтересовался Сяо Сян.
— Скоро тридцать восемь будет. И все на чужих людей…
Старик прищурил левый глаз и поглядел на дорогу. Грязи спереди не было. Он успокоился и стал рассказывать, как на восьмом году царствования императора Кандэ[5] решил бросить извоз и заняться сельским хозяйством. Поднял пять шанов целины, засеял, а осенью снял пятьдесят с лишним даней кукурузы. Едва-едва в двух амбарах уместилось. Старик думал: вот и мой дом посетил наконец бог богатства. Но кто мог предвидеть, что он заболеет тифом, и все пятьдесят даней за одну зиму целиком пойдут на лечение, налоги и всякие поборы. А весной, в довершение всего, землю забрали японские колонисты. Пришлось снова заняться извозом.
— Богатство зависит от судьбы, товарищ начальник, — рассуждал возчик. — Если пятьдесят с лишним даней утекли, как вода, то скажи: разве это не судьба? Плохо мне тогда пришлось! А тут еще в деревню Юаньмаотунь нагрянули бандиты: все разграбили дочиста. Сидим мы на кане, а в котле и варить нечего. Вот тут и подоспел к нам третий батальон триста пятьдесят девятой бригады Восьмой армии. Бандитов прогнали, открыли помещичьи амбары и роздали народу кукурузу и чумизу. Моя семья тоже получила один дань. Есть пословица: «Когда телега подкатит к горе — дорога найдется», а есть и другая: «Бог не даст помереть с голоду и слепому воробью». Сейчас, товарищ начальник, мы хоть и не очень сытые, да и голодными нас не назовешь. Чего еще надо? Эй, ты, куда тебя понесло! — крикнул он на коренную.
Сяо Сян спросил:
— Сколько у тебя сыновей?
Сунь улыбнулся:
— Какие могут быть сыновья у бедного возчика?
— Почему же?
Старик махнул кнутом:
— Разве небо пошлет мне сына, если я все время бью да мучаю лошадей?
Самый молодой из пассажиров, Сяо Ван, вмешался в разговор:
— А сколько лет твоей жене?
— Пятьдесят девять.
— Тогда еще успеет родить. Недаром говорят: «Восемьдесят восемь лет, а конца приплоду нет!» — пошутил Сяо Ван.
Все расхохотались. Засмеялся и сам возчик.
Чтобы показать свое искусство, возчик так погнал лошадей, что они понесли. Лошади слушались старика во всем, и Сунь правил ими с той же легкостью, с какой лодочник на Сунгари правит своею лодкой.
Вскоре он указал рукой на кирпичные дома:
— Вон смотри! Это был поселок японских колонистов. Пятнадцатого августа[6] японцы бежали. Все наши кинулись подбирать их пожитки. Моя старуха ко мне: «Ты почему не идешь?» А я говорю: «Мне судьбой не положено. Подберем — все одно растеряем. Недобрый приход, недобрый и расход будет». Соседи мои натаскали себе всего. Кто приволок целые тюки материи, кто даже и винтовки прихватил. Тут старуха ругать меня начала: «Ты, говорит, голодранец! Так тебе и надо. И пусть нищета все кости твои переломает! Всю жизнь я с тобой мучаюсь. Люди подбирают, а тебе хоть бы что! «Судьбой не положено!» А я ей отвечаю: «Поживем — увидим». Не прошло и полмесяца, как Хань Лао-лю организовал отряд и давай отбирать все, чем люди от японцев поживились. Лошадей, винтовки, патроны, одежу, материю и домашнюю утварь — все позабирал, даже сита никому не оставил. «Мне, говорит, брошенные японцами вещи охранять поручено». А кто не отдавал, того вязали, приводили на большой двор к Хань Лао-лю и так секли, что кожа клочьями летела. Тут я своей старухе и говорю: «Кто был прав?» Молчит. Бабы все такие: дальше своего носа ничего не видят.
— Вот ты сказал про Хань Лао-лю. Это кто же такой? — спросил начальник бригады.
— Наш помещик.
— А что он за человек?
Старик покосился на седоков и промолчал.
— Да ты не бойся. Здесь все свои, — поспешил успокоить его Сяо Сян.
5
Японские империалисты, захватив в 1932 году Маньчжурию, провозгласили создание независимого от Китая Маньчжурского государства Маньчжоу-го, во главе которого с 1934 года они поставили свою марионетку, императора Пу И. Пу И взошел на престол Маньчжоу-го под именем «Кандэ», положив начало новому летосчислению. Таким образом, восьмой год царствования Кандэ — 1942 год.
6
15 августа 1945 года в результате разгрома Квантунской (японской) армии советскими войсками правительство микадо заявило о капитуляции, официальное подписание которой состоялось 2 сентября 1945 года.