Дорога к Сен-Мишелю шла через цветущую долину Негрито, окаймленную плантациями бананов, ананасов и сахарного тростника, на которые хмуро взирали вершины Святых гор.
– Похоже, что тревога прошлой ночью была ложной, – заметил Уайетт. – Несмотря на то, что говорил утром Костон.
– Никак не могу понять, нравится мне Костон или нет, – сказала Джули задумчиво. – Вообще-то газетчики обычно напоминают мне стервятников.
– Я чувствую с ними какое-то родство, – сказал Уайетт. – Он зарабатывает на всяческих несчастьях, и я тоже.
Джули была шокирована.
– Нет, это совсем другое дело. Ты все же стараешься предупредить несчастья.
– Ну, и он тоже, так он во всяком случае сам говорит. Я читал кое-что из его статей. По-моему, очень неплохо. У него есть сочувствие к ближнему. Я думаю, он искренне огорчен тем, что оказался прав в данной ситуации, если все же он прав, конечно. Моли Бога, чтобы это оказалось не так.
Она нетерпеливо пожала плечами.
– Ладно, не будем больше о нем, хорошо? Давай на время забудем и о нем, и о Серрюрье, и об этом, как его, Фавеле.
Он притормозил, чтобы объехать почти загородившую дорогу повозку с камнями, и кивнул головой в сторону солдата, стоявшего у дороги.
– Серрюрье не так легко забыть. Напоминания о нем на каждом шагу.
Джули посмотрела назад.
– Что это?
– Это «корве» – принудительные работы на дорогах. Все крестьяне должны в них участвовать. Это отрыжка предреволюционной Франции, и Серрюрье использует ее на все сто. На Сан-Фернандесе всегда так было. – Он кивнул теперь в бок. – Так же обстоит дело и с плантациями. Когда-то ими владели иностранные компании, в основном американские и французские. Серрюрье, когда пришел к власти, произвел национализацию, а точнее, забрал все себе. Теперь он их использует как зону, где трудятся заключенные. А попасть в заключенью на острове – пара пустяков, поэтому недостатка в рабочей силе тут нет. Впрочем, сейчас участились побеги.
Тихим голосом она спросила:
– Как ты можешь жить здесь, среди всех этих ужасов?
– Здесь моя работа, Джули. То, что я делаю, помогает сохранить жизни людей по всему Карибскому морю и на побережье Америки. И лучшее место для этого – здесь. Я ничего не могу сделать с Серрюрье. Если бы я даже попытался, меня тут же убили бы или в лучшем случае арестовали. Ну, выслали бы отсюда. Никому от этого лучше не стало бы. Так что я, как Хансен и другие, держусь за базу и стараюсь сосредоточиться на своей работе. – Он замолчал, увидев впереди крутой поворот, потом закончил: – конечно, все это мне не нравится.
– Значит, ты не думаешь о том, чтобы уехать отсюда, скажем, в Штаты?
– Здесь наилучшие условия для моей работы, – сказал Уайетт, – я ведь уроженец Вест-Индии. Это – мой дом. Пусть плохой, но дом.
Несколько миль они ехали молча. Наконец он остановил машину на обочине.
– Помнишь это место?
– Его невозможно забыть, – сказала она, выйдя из машины и оглядывая раскинувшуюся перед ними панораму.
Вдали виднелось море, словно сверкающее громадное блюдо из чеканного серебра. Прямо перед ними лежали петли пыльной дороги, по которой они только что поднялись. А между дорогой и морем располагалась роскошная долина реки Негрито, спускавшаяся к заливу Сантего с мысом Саррат в дальнем конце, и уютно устроившимся в изгибе маленьким городком – Сен-Пьером.
Уайетт не смотрел вниз. Вид Джули, стоявшей на ветру у края обрыва в платье, облепившем ее фигуру, привлекал его гораздо больше. Она вытянула руку, показывая через долину на место, где солнце ярко отражалось в потоке воды.
– Что это?
– Это Серебряный водопад на Малой Негрито. – Он подошел к ней. – Малая Негрито соединяется с Большой ниже по долине. Отсюда их слияние не видно.
Она перевела дыхание.
– Это один из самых замечательных видов, какие мне приходилось видеть. Я как раз думала, привезешь ли ты меня сюда вновь.
– Рад, что угодил тебе, – сказал он. – Из-за этого ты приехала на Сан-Фернандес?
Она засмеялась.
– Это одна из причин.
Он кивнул.
– Что ж, основательная причина. Надеюсь, другие не хуже.
– Я тоже. – Ее голос был каким-то смутным. Она опустила голову.
– Но ты в этом не уверена?
Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
– Нет, Дейв, не уверена. Совсем не уверена.
Он положил руки на ее плечи и привлек к себе.
– Жаль, – сказал он и поцеловал ее.
Она не сопротивлялась, ее губы раскрылись навстречу его губам, руки обняли его. Она тесно прижалась к нему, но вдруг резко вырвалась из объятий.
– Не знаю, – воскликнула она. – Я все же ни в чем не уверена. Я даже не уверена в том, что я не уверена.
Он сказал:
– Что ты думаешь о том, чтобы переселиться на Сан-Фернандес?
Она посмотрела на него настороженно.
– Это что, предложение?
– Пожалуй, да, считай это предложением, – сказал Уайетт, потирая подбородок рукой. – Не могу же я все время жить на этой базе, а ты – вести экзотическую жизнь бортпроводницы. Мы найдем дом. Хотелось бы тебе поселиться где-нибудь здесь?
– О, Дейв, это было бы замечательно! – воскликнула она, и они вновь бросились друг другу в объятия.
Через некоторое время Уайетт сказал:
– Никак не могу понять, почему ты была так холодна со мной. Ты прилипла к Костону так, словно он тебе родной брат.
– Ну тебя к черту, Дейв Уайетт, – возмутилась Джули. – Войди в мое положение. Я, можно сказать, охочусь за мужчиной, а женщине это не положено. В последний момент у меня просто похолодели ноги, я так боялась, что выглядела сущей дурой.
– Значит, ты прилетела, чтобы повидаться со мной?
Она взъерошила его волосы.
– Ты не очень разбираешься в людях, а, Дейв? Погружен в свои ураганы и формулы. Конечно, я прилетела, чтобы повидаться с тобой. – Она взяла его руку и стала разглядывать его пальцы один за другим. – Знаешь, у меня было много парней, и всякий раз я думала, что вот этот, может быть, то, что надо, но всегда в ход моих мыслей каким-то образом вмешивался ты. И я решила приехать и все прояснить для себя на месте. Я должна была или сохранить тебя в своем сердце или вырвать из него, хотя не знаю, смогла бы. А ты продолжал писать свои бесстрастные письма, от которых мне хотелось выть.
Он усмехнулся.
– Я никогда не умел выражать свои чувства на бумаге. Теперь вижу, что я наказан – попался в капкан, поставленной хитрой женщиной, – так давай же отпразднуем это событие. – Он подошел к машине. – Я наполнил термос твоим любимым напитком – «плантаторским пуншем». Правда, я отошел от строгой формулы – в интересах трезвости и учитывая время дня. Иначе говоря, здесь меньше рому и больше сока.
Они сели лицом к Негрито и попробовали пунш. Джули сказала:
– Я ведь мало знаю о тебе, Дейв. Ты говорил прошлым вечером, что родился в Сен-Киттсе, где это?
Уайетт махнул рукой.
– Это остров к юго-востоку отсюда. Вообще-то его настоящее название Сен-Кристоф, но в последние четыре столетия его звали Сен-Киттс. Кристофер, черный император Гаити, взял себе имя святого Киттса – он был беглый раб.
– Твоя семья всегда там жила?
– Мы не были аборигенами, но Уайетты известны на острове с начала семнадцатого века. Они были рыбаками, плантаторами, даже пиратами, как мне говорили, – словом, пестрая публика. – Он хлебнул пунша. – Я последний Уайетт с Сен-Киттса.
– Да? Это нехорошо. Почему же?
– В середине прошлого века ураган почти уничтожил остров. Три четверти Уайеттов были убиты. Погибло вообще три четверти населения. Затем на Карибах наступила полоса экономического упадка, – конкуренция со стороны бразильского кофе, восточно-африканского сахара и так далее. Те Уайетты, которые еще оставались, уехали. Мои родители держались до моего рождения. А потом и они переселились на Гренаду. Там я и вырос.