— Перекат!
Тревожный сигнал переносился с плота на плот. Несколько раз садились на мель и сталкивали плоты. Не заметили, как белые кучевые облака сменились черной грозовой тучей. Сильный ветер возвестил о дожде. Первые большие капли зашлепали по воде.
Плоты пристали к берегу.
После оглушительного грома полил сильный дождь.
Укрыться от него под палаткой мы не смогли: в ней были завернуты продукты. Пришлось скрываться на берегу под соснами.
Но дождь скоро прошел. И опять мы плывем.
На одном повороте Эдик радостно вскрикнул:
— Деревня!
— Это Воскресенка, — сказал топограф Толя.
Мы проплывали мимо деревни, которая красиво раскинулась на крутых берегах. «Хозяйственники» по своим делам пошли в деревню. Остальные исследовали берег. Геолог с молотком карабкался по обрыву.
— Старая шахта! — крикнул сверху Юра.
Ребята поспешили к нему. Груда породы лежала перед входом. По серебристому металлическому блеску камней узнали, что в шахте добывали медную руду. Вход в шахту забит снегом, и от него медленно поднимался пар.
— По плотам! — послышался голос дежурного.
Первый плот отплывал. С опозданием отплыли остальные. Валя Сильваненко задержался. Плот отплыл, и остановить его на перекате было невозможно. Ему пришлось берегом догнать плот далеко за перекатом.
Темнело. Признаков жилья не было, по берегу тянулся темный лес. Плыть стало трудно: ничего не видно.
Наконец, за, поворотом показалась избушка, а за ней деревня Долгая Поберега.
С утра девочки занялись собиранием малины и земляники, а остальные ремонтом «флотилии». На каждом плоту устроили возвышенности из старых досок. На этих подмостках багаж не будет подмокать.
Ремонт занял много времени, и только в три часа снялись с «якорей».
На «промысловом судне» и на «кухне» занялись рыбной ловлей. Сильно клевал чебак, но у рыболовов скоро кончились запасы кузнечиков. Пришлось пристать к берегу и заняться охотой на них. Тихие прибрежные заводи кончились, и мы взялись за шесты. Блеснула бурлящая вода перекатов, приходилось то и дело отворачивать от белой пены, образуемой подводными камнями. Но все обходится благополучно.
Доплыли до разветвления Сосьвы на два рукава. Три плота плывут по более спокойному правому рукаву, а четвертый, желая сократить путь, плывет по левому. Течение быстрое, волны заливают плот, обдавая экипаж брызгами. В одном месте струя неслась у самого берега, с которого низко над водой свешивалась ива, ветки били по лицу. Желая уклониться от удара, Толя Мальцев схватился за ветку и повис над водой. Кое-как добравшись до берега, Толя бегом пустился догонять свое судно, весело напевая дорогой:
Только утих смех над Толей, как произошла другая авария.
Команда на шишкинском плоту зазевалась, и он, налетев на камень, встал, как говорят, — «на-попа». От сильного толчка «медсестра» Вера вместе с аптечкой полетела в воду.
Сначала выловили Веру, а затем пустились догонять аптечку.
Впереди раздался выстрел, другой, и так один за другим — четырнадцать раз. «Промысловое судно» попало на выводок уток, и «охотники» имели богатую добычу.
За поворотом показались деревянные домики, за ними мост и остальная часть деревни Тренькиной.
В этой деревне с Эдиком случилась забавная история. Он взял ружье и пошел на охоту. Вернулся быстро — весь мокрый, грязный, с подбитым глазом.
— Что случилось, Эдик? Тебя били? Рассказывай.
Эдик рассказал:
— Убил я утку, а она в камыши, я за ней. Она в болото — я за ней. Упал в грязь, ударился лицом о кочку, подбил глаз.
— Кого же ты убил? Где утка?
— Убил я… — Эдик замялся.
— Корову, — подсказал кто-то.
— Не-ет, — со слезами на глазах проговорил злополучный охотник. — Ну, как называется мужик уток?
Тут только догадались: Эдик убил селезня.
От деревни Тренькиной перекаты пошли глубже, и плоты не стало заедать. По берегам появились красивые скалы. В самой большой скале над самой водой виднелся вход в пещеру.
В пещере было холодно, под ногами сырые комья глины. Пройдя в пещере с зажженной берестой метров двадцать, мы остановились около большой лужи. У краев вода была замерзшей, на стенах лед.
Скоро отплыли. Стали попадаться скалы, похожие на булки хлеба, лес на многих из них выгорел. Мы прозвали их ковригами. Но встречались и красивые дикие утесы: высокие, неприступные. Чем дальше по реке, тем сильнее росла в нас уверенность, что Сосьва по красоте своей не уступит признанной красавице Урала — Чусовой. С большой силой вода бьет о скалы, поднимает высокие волны. Слышны крики: