Когда Филька стал везде летать, то почти каждый день у нас в саду бывали птичьи скандалы. Как только филин выберется на видное место, так к нему со всех сторон летят сороки-белобоки, вороны-каркуши, галки и грачи. Поднимается гвалт. Филька сидит, вертит башкой, а они около него летают, то с боков, то сверху нападают; иногда филин сидит-сидит да и бросится на них, они от него в разные стороны.
Мы с дядей ухитрились под этот шум из укромного местечка бить галок из мелкокалиберки. Вся эта птичья кутерьма Фильке на пользу шла.
В августе Филька настоящим разбойником сделался. Он научился ощипывать и рвать на куски птиц. Захватит в лапы, как в клещи, и клювом рвет. Утрами и вечерами начал нападать на котят, на маленьких собак, на кур.
У бабки Татьяны, что живет неподалеку от нас, он петуху голову оторвал. Бабка прибежала жаловаться и ругаться к дяде. Мы ей купили петуха на птицеферме в колхозе. Успокоилась бабка; я вздохнул свободно. Но не тут-то было.
Через несколько дней, видим, бабка плетется к нам и несет подмышкой петуха.
У меня сердце екнуло, спрашиваю:
— Что, бабушка?
— Не надо мне этого петуха, давай другого. Это не петух, а воображало какой-то: ни на одну курицу и глазом не поведет.
Вот беда! Поплелся я в соседний колхоз, в котором разводились петухи другой породы — красные и большие. Обменял, два рубля приплатил, петуха выбрал на-славу: высокий, орет как паровоз.
Бабка этим петухом осталась очень довольна.
Вечером зашел в сад, Филька сидит на сосне, я погрозил ему.
— Разбойник! Идол! Из-за тебя со всеми старухами в деревне в войну вступишь.
И на самом деле. Бабка Татьяна опять пришла с петухом.
— Это не петух. Избил чисто всех. Меня бьет, кур бьет, кошку бьет… Убирай, убирай, куда знаешь. Не приму такого петуха.
Что делать? Еще раз сходил и обменял петуха!. Несу его и чуть не со слезами всю дорогу глажу по голове и упрашиваю:
— Будь, Петя, умницей, успокой ты старуху! Наведи ты у нее в курятнике порядок, измучила она меня.
Петух тот, видимо, удался, бабка больше не бывала с жалобами.
Только я уладил петушье дело, как Филька новый фокус проделал.
Мой друг Миша Коновалов кормил и дрессировал голубя. Голубь у него, как и мой филин, везде летал и никого не боялся. Миша часто хвалился передо мной:
— Из твоего филина никакого проку не выйдет, обжора и только. А мой голубь может почту носить.
Я ему сказал тогда:
— Мой сильнее твоего голубя, если попадет твой голубь моему Фильке в лапы, — конец ему будет.
Так оно и случилось. Прибежал ко мне Миша и кричит:
— Убью твоего филина! Он у меня голубя утащил.
— Ну?!
— Прилетел к нам на ворота и сидит. Я его не прогнал. А голубь его, видать, за курицу принял, не побоялся. Когда я дал корм голубю, филин подлетел на забор, потом и на землю спустился. Голубь воркует да зернышки клюет, а филин рядом сел. Я еще порадовался, что они дружить начинают. Только так подумал, а филин хап лапой голубя, да и был таков.
— Ну?!
— Не «ну», а убить твоего филина надо.
— Что толку, Миша? Дело не исправишь, ты сам виноват: должен был прогнать филина.
— А я разве знал, что он гадом окажется?
Миша порывался в сад, но я его не пустил: камнем ударит и, в самом деле, убьет.
Миша ушел от меня злой, даже калитку не прикрыл за собой. Я струсил. Друг был сильнее меня, он может со злости побить, может, конечно, и филина подшибить. Новое дело было куда серьезнее петухов.
Пошел в сад, крикнул Фильку: он откликнулся из малинника. Нашел его там, он сидит и, верно, щиплет голубя.
Решил после этого посадить его, разбойника, в клетку. Выбрал место под большим вязом, вкопал четыре столбика, обшил их тесом со щелями. Верх клетки забросал палками и соломой. Вечером подманил Фильку, поймал и — в клетку. «Сиди на гауптвахте, раз не умеешь мирно жить с деревней».
Два дня пищал, а потом привык. Нашест ему в клетке из палки сделал, он на нем все и сидел.
Начался учебный год. Часто ребята из школы собирались ко мне посмотреть филина, приносили гостинцы.
Начались холода. С деревьев падал лист, малина пригнута к земле колышками, в сад допущены куры. Они ходят и лапами ворошат желтый ковер опавших листьев.
Зашел я после занятий в сад, вижу, висит перед клеткой курица, трепещется. Подбежал, а курица без головы. Филька щелкает, в когтях держит голову курицы. Видимо, курица просунула голову к Фильке в клетку.
Досталось же мне от тетки и бабушки!
В октябре Филька ночами начал фугать. Страшно, таинственно и красиво он издавал свои «фу-гу!»