«ДИКОЕ СЧАСТЬЕ»
Этот посёлок переименовали в Ленинск, и тем самым словно закрыли маской его дикое, фантастическое прошлое. А до революции посёлок назывался Царёво-Александровским. Император Александр I посетил его в 1824 году и даже соизволил немного подолбить землю кайлом, чтобы узнать, каково это. (Помнится, Екатерина Великая спрашивала у помещика: «Голод — это как? Живот болит или просто скушно?») Из-под императорского кайла вывалился золотой самородок весом в три кило. Государь был в восторге. Местное начальство — тоже. Посёлок переименовали в честь царя, а царское кайло выставили на всеобщее любование.
Конечно, государя обдурили. Самородок ему подсунули. В народе этот самородок так и прозвали — «Подкидыш». Царь приехал на золотой прииск потому, что услышал о безумном богатстве местного месторождения, открытого британским геологом Джозефом Меджером. Меджер был прав. Долина речки Ташкутарганки, притока реки Миасса, оказалась первой в мире по концентрации золота. Оно лежало в земле полосой длиною в 8 километров, а шириной от 100 до 600 метров. В 40-х годах ХIХ века на этой полосе работало 54 прииска. Они давали по 6 тонн золота в год. Здесь бушевала «золотая лихорадка» — не хуже, а точнее, не лучше, чем на Клондайке. Те же тысячи старателей, самородки, тайные скупщики, убийства, взлёты и падения, карты, водка и ножи.
В Золотой Долине Миасса перерыли каждую пядь земли. К 1842 году нетронутой осталась только земля под золотопромывальной фабрикой. Фабрику тотчас снесли к чертям. И под ней 17-летний мастеровой Никифор Сюткин откопал гигантский самородок весом 36 кг. Самородок прозвали «Большим треугольником». Сейчас он мерцает под бронестеклом Алмазного фонда России.
А Сюткина тоже облапошили: выплатили ему разве что сотую долю стоимости самородка. Но и это были огромные деньги. И парня завертело. Запил, забуянил, закуражился — и закончил кандалами и публичной поркой. А Урал не удивился. Урал уже знал, что случилось с парнем. Этому уже было название, которое потом Мамин-Сибиряк оттиснул на своём романе: «дикое счастье».
Сначала бывал «фарт» — удача старателя. Самородок. Золотоносная жила или россыпь. Гнездо самоцветов. Потом приходило богатство. Иногда — баснословное. А потом начиналось «дикое счастье», когда счастливец золотил сабли городовым, усыпал площади ассигнациями, мыл коней шампанским. В финале — в лучшем случае горькое похмелье. А то и петля, пуля в висок, сума нищего, каземат.
Екатеринбург славился своими купцами-миллионщиками, сделавшими капитал на сибирском и уральском золоте. В центре города на Вознесенской горке стоит настоящий Акрополь — усадьба промышленника Расторгуева. Его дочь Мария вышла замуж за промышленника Петра Харитонова. Свадьба изо дня в день бушевала целый год. Расторгуев успел умереть, а вот жениха через несколько лет заковали в кандалы «за покушение к лиходейству». Как он закончил жизнь — неизвестно. Дворец с парком и прудом опустел.
Богатство не давалось даром. Свои миллионы промышленники наживали каторжной работой, напряжением всех сил, талантом и смёткой. В надежде на фарт люди переворачивали горы. Золото было щедро оплачено трудом, хотя и не всякий труд вознаграждался золотом. Но искатель счастья был готов приложить — и прилагал — титанические усилия. Если везло — начинался фарт. И за поворотом уже ждала вакханалия «дикого счастья», когда всё, что обретено, пускается в распыл, по ветру, на причуды во всю ширь души и фантазии.
В селе Косой Брод на Чусовой старатель Василий Хмелинин нашёл самородок «Лошадиная голова». Два года Хмелинин провёл в кабаках, спустил всё нажитое, до смерти споил любимую жену. А потом вновь взял лопату и лоток старателя. Но фарта больше не было. Старика Хмелинина прозвали «дедушка Слышко» — за любимое присловье: «Слыш-ко, братец». Дедушка Слышко сидел в сторожке на вершине Думной горы возле Полевского завода и оглядывал горизонты. Если видел пожар — бил в колокол. А вокруг старика толклась заводская ребятня. Старик рассказывал ей сказки: про Великого Полоза, про Огневушку-Поскакушку, про Каменный Цветок и Хозяйку Медной горы, про оленя Серебряное Копытце… Среди той ребятни был мальчик Павлик Бажов.
Фарт и «дикое счастье» распространялись не только на добытчиков золота, платины и самоцветов. Распространялись на всех. И на все времена. Нельзя сужать «дикое счастье» только на старателей. Просто золото всегда на виду.
Волшебный фарт выпал Никите Демидову — даром получить от царя целый завод! Сын Акинфий трудился на Урале как каторжный и оставил своему наследнику уже 15 заводов. Внук Никита тоже не упустил фарта. А вот дальше род Демидовых сорвался и закружил в «диком счастье». Проигрывали в карты, строили дворцы, покупали бриллианты…
В целом, Демидовы на Урале в разное время владели 55 заводами. Но те, кто тащит Демидовых в уральские святцы, не вспоминают, что большевики на Урале не отняли у Демидовых ничего. К 1917 году Демидовы продали всё сами. Продали просто подчистую. Шаром покати. «Дикое счастье» развеяло их капиталы.
Конечно, не всякий фарт вёл к «дикому счастью». Вечным укором Демидовым были Строгановы. Ведь оба этих рода очень похожи. И Строгановы, и Демидовы поднялись милостями деспотичных государей — Ивана Грозного и Петра I. Оба рода развивали горнозаводскую промышленность: солеварение — Строгановы, чёрную металлургию — Демидовы. Оба рода достигли предельных высот: стали графами и князьями, браками породнились с Царствующим Домом (и друг с другом). Но если вглядеться внимательнее, какая обнаружится разница!
Заводовладение Демидовых не представляло единого семейного комплекса. Все ветви рода были по-отдельности. Когда в 1731 году Василий Демидов пожелал построить Шайтанский завод, за деньгами он обратился к дядюшке — легендарному Акинфию. Василий намекнул ему, что ведь его отец — брат Акинфия, и получил блистательную отповедь: «Моему карману брата нет!». А сын Акинфия Прокофий долго судился с братьями, отсудил Невьянские заводы, родовое гнездо, — и вопреки завещанию батюшки продал их чужаку, Савве Яковлеву.
Строгановы вели себя противоположным образом. В середине XVIII века они начали терять родовые вотчины, которые уходили в качестве приданого. И в 1817 году Павел Строганов оформил «майорат» — институт неделимости владений. Отделить можно было ренту, дивиденды, а не землю и заводы. Так в XVI веке завещал ещё Аника Строганов: «Родовые владения остаются в роду!». Но и с уже «отделёнными» заводами строгановские заводы работали «в кооперации». Благодаря Строгановым, на Урале сложился «сиятельный альянс» из благородных семейств Шаховских, Голицыных, Всеволожских, Лазаревых. В строгановском Усолье особняки Строгановых, Лазаревых и Голицыных стоят бок о бок.
Но Уралу важнее было даже не это. Демидовы не владели землёй, а владели — посессионно — только заводами. Поэтому они первыми сформулировали и реализовали принцип «срывания вершков». Это когда при свеженьком месторождении быстро возводится завод и снимаются «сливки». А потом завод со всеми появившимися проблемами продаётся, кому получится, и история повторяется на новом, нетронутом месте. Такой способ хозяйствования называется экстенсивным, «количественным». И 55 демидовских заводов — это только количество, не перешедшее в качество.
А строгановские заводы вырастали на строгановских землях. И землю продать никто не мог. Поэтому Строгановы заботились, чтобы заводы работали, не закрывались. Кончалась медная руда — переходили на железную. Дорожало железо — совершенствовали доменные печи. Не могли угнаться за техническим прогрессом — изменяли социальные отношения на заводе. И первая в России фирма возникла у Строгановых в 1864 году. Ею стал завод Кын, который после отмены крепостного права закрылся бы как нерентабельный. Но, став фирмой, он проработал ещё 47 лет.