Все эти вопросы мучили меня в течение всего дня.
И тем не менее факт оставался фактом. Задача была решена не машиной, а человеком, выдающимся математическим гением, о котором мир ничего не знает.
На следующий день, несколько успокоившись, я еще раз перечитал решение, на этот раз наслаждаясь им, как наслаждаются, слушая хорошую музыку. Оно было так красиво, так строго, так ясно, что я решил… повторить эксперимент. Я решил заказать компании Крафтштудта решение еще одной задачи.
Я выбрал то уравнение, которое мне всегда казалось совершенно невозможным не только решить в конечном виде, но даже придать ему форму, нужную для решения на счетно-решающей машине.
Это уравнение также относилось к теории распространения радиоволн, но случай был очень сложным и специальным, с подвижными излучателями, со средой, свойства которой меняются в пространстве и во времени. Это было одно из тех уравнений, которые часто пишут физики-теоретики только для того, чтобы ими полюбоваться и затем забыть, потому что они из-за своей сложности оказываются никому не нужными.
…Когда дверь в кирпичной стене открылась, я увидел того же молодого человека с прищуренными от дневного света глазами. Увидев меня, он криво улыбнулся.
- У меня еще одна задача… - начал было я. Он кивнул головой и, как и в первый раз, повел меня по темным коридорам в свою мрачную приемную без окон.
Теперь я знал процедуру и, подойдя к стеклянному окошку, протянул ему уравнение:
- Значит, решают у вас эти штуки не машины?
- Как видите, - ответил он, не отрывая глаз от уравнения.
- Тот, кто решил мою первую задачу, - талантливый математик, - сказал я.
Молодой человек ничего не ответил, углубившись в мою рукопись.
- Он у вас один или… - спросил я.
- А разве это имеет какое-либо отношение к тому, что вам требуется? Фирма гарантирует…
Он не успел окончить фразу, как вдруг глубокую тишину подвала прорезал резкий вопль. Я вздрогнул и прислушался. Крик доносился откуда-то из-за стены, которая была за стеклянной перегородкой. Кто-то кричал, вернее, вопил так, как будто бы его подвергали нечеловеческим пыткам. Молодой человек, скомкав листки бумаги с моей задачей, метнул взгляд в сторону стены и затем в меня и, выбежав из-за перегородки, схватил меня за руку и потащил к выходу.
- Что это? - спросил я его, еле переводя дух у самой выходной двери.
Вместо ответа он выпалил:
- Решение получите послезавтра в двенадцать. Деньги передадите посыльному.
С этими словами он оставил меня одного перед такси.
Стоит ли говорить, что после этого случая я совершенно потерял покой. Во-первых, я ни на мгновение не мог забыть страшный крик, который, казалось, потряс каменные своды вычислительного центра компании Крафтштудта. Во-вторых, я все еще находился под впечатлением того, что один человек решил тяжелую математическую задачу за сутки. И в-третьих, я как в лихорадке ждал решения моей второй задачи. Если и она будет решена, то тогда…
Через два дня я дрожащими руками принимал пакет от посыльной из компании Крафтштудта. Я с испугом смотрел на худенькое существо, стоявшее передо мной. Вдруг меня осенила мысль.
- Войдите, пожалуйста, я приготовлю деньги.
- Нет, не нужно, - заторопилась она, как бы испугавшись, - я подожду здесь…
- Да войдите же, зачем вам мерзнуть, - сказал я и почти насильно втащил ее в комнату. - Я должен посмотреть работу и установить, заслуживает ли она того, чтобы за нее платить.
Девушка прижалась спиной к двери и следила за мной широко раскрытыми глазами.
- Это запрещается… - шептала она.
- Что запрещается?
- Входить в квартиры клиентов… Такова инструкция, господин.
- Плюньте на инструкцию. Здесь я хозяин, и никто не узнает, что вы были у меня.
- О господин… Они все узнают, и тогда…
- Что - тогда? - спросил я, приблизившись к ней.
- О, это так страшно…
Она вдруг заплакала.
Я положил ей руку на плечо, но она встрепенулась и выскочила за дверь.
- Немедленно отдайте мне семьсот марок, и я пойду.
Я протянул деньги, она вырвала их у меня из руки.
Когда я открыл пакет, то чуть не вскрикнул от удивления. Несколько минут я смотрел на стопку фотокопий, не веря глазам своим. Теперь меня уже поражало не то, что мои безнадежные уравнения были, по-видимому, решены. Самым поразительным было то, что выкладки были написаны другим почерком.
Второй гениальный математик! Однако этот был еще более гениальным, чем первый, потому что он на протяжении пятидесяти трех страниц решил в аналитическом виде уравнения, в сотни раз более трудные, чем первое. Пробегая взглядом строки, написанные энергичным, размашистым почерком, всматриваясь в интегралы, суммы, вариации и прочие символы самых высших разделов математической науки, я представил себя в каком-то неведомом, странном математическом мире, где сложности потеряли всякое значение. Здесь их просто не было.
Казалось, будто математик, решавший вторую мою задачу, делал это так же легко, как мы складываем или вычитаем в столбик двузначные числа.
Читая рукопись, я несколько раз бросал ее, чтобы обратиться к математическим справочникам и учебникам, и, к своему крайнему удивлению, обнаруживал, что второй математический гений прекрасно знал и помнил все то, что знал и помнил я, но, кроме этого, и многое другое. Меня поражало его умение пользоваться самыми сложными математическими теоремами и доказательствами. Его математическая логика была невероятной, глубина мысли бездонной, метод решения безукоризненным. Я был уверен, что, если бы самые гениальные математики всех веков и народов, такие, как Ньютон, Лейбниц, Гаусс, Эйлер, Лобачевский, Вейерштрасс, Гильберт и многие другие, увидели решение этой задачи, они бы удивились не меньше, чем я.
И тем не менее факт оставался фактом: вторая задача была решена еще более красиво и изящно, чем первая. Прочитав рукопись, я, обессиленный и потерявший способность ощущать реальность, оставался в задумчивости еще долгое время.