Не разговаривая и почти не дыша, путники оставили опасную площадку. И лишь после этого заговорили, перебивая друг друга, делясь впечатлениями от необычайного приключения.
— Да, это действительно Страна Чудес! — воскликнул Чарли Блек.— И чудеса её неисчерпаемы!
Моряк зашагал вперёд, остальные последовали за ним.
Через несколько сот шагов компания очутилась перед толстой, плотно закрытой дверью.
ы недаром претерпели столько страху,— радостно молвил Чарли Блек.— Ход действительно
привёл в тюремную башню.
— Руби дверь, дядя Чарли,— сказала Элли.
— Нельзя,— возразил моряк.— Нас услышат.
Снаружи доносилась басистая речь деревянного капрала и визгливые голоса полицейских.
Проделать проход надо было бесшумно.
У Чарли нужные инструменты были под рукой. Он просверлил рядом несколько отверстий, расширил дырку клинком ножа и заработал пилкой. Через полчаса было выпилено квадратное отверстие, через которое мог пройти человек. „
— Элли,— сказал моряк,— осторожно поднимись на площадку и скажи Страшиле и Дровосеку, что мы ждём их здесь. Но пусть они спускаются так, чтобы не увидела стража.
— А как же Дин Гиор и Фарамант? — спросила девочка.— Весь гнев Урфина Джюса обрушится на них, если Страшила и Железный Дровосек скроются.
Моряк Чарли сконфуженно почесал в затылке.
— В самом деле, я об этом не подумал. Что ты предлагаешь, Элли?
— Мне кажется, Страшила и Дровосек должны ещё немного потерпеть на постылой башне, пока мы не найдём способа выручить из тюрьмы наших верных товарищей. Но как это сделать — я не знаю. Может быть, Страшила что-нибудь сообразит?
— Ты права, девочка! И хотя мне трудно подниматься по лестницам, придётся устроить общий совет.
Элли медленно взбиралась по крутым ступенькам, а за ней в темноте ковылял Чарли Блек, постукивая деревяшкой. Льва пришлось
оставить внизу: дыра в двери была слишком мала для его огромного тела.
Вот и люк, ведущий на площадку. Девочка осторожно высунула голову, приложив палец к губам: она боялась, как бы друзья, увидев её, не закричали от радости.
Её опасения были напрасны. Железный Дровосек умел владеть собой, а Страшиле сидение в карцере досталось дорого. От сырости подземелья краски полиняли на его лице, и он плохо видел и слышал, а разговаривать мог только шёпотом. В данном положении это, впрочем, было кстати.
Увидев Элли, Дровосек и Страшила ринулись было к ней, но, заметив позади моряка, остановились. Они знали Чарли Блека по рассказам вороны, и все же ими овладело смущение.
Чарли дружески приветствовал новых знакомых. В ответ Страшила шаркнул соломенной
ножкой, а Дровосек снял с железной головы воронку и очень вежливо раскланялся.
Чёрные глазки Кагги-Карр так и сияли от гордости: ведь она, ворона, выполнила такое поручение, с которым вряд ли справился бы кто-нибудь другой.
После горячих приветствий Элли заговорила о судьбе Дина Гиора и Фараманта.
— Вы сейчас можете уйти с нами через подземный ход, но им тогда несдобровать,— разъяснила девочка.
Дровосек сказал:
— Если они из-за нас погибнут, моё сердце разорвётся от горя...
Он заплакал, слёзы скатились на челюсти, и челюсти сразу заржавели. Дровосек отчаянно замотал головой, не в силах сказать слово. К счастью, маслёнка была у его пояса. Страшила хотел смазать челюсти, но сослепу попал Дровосеку в ухо. Не скоро удалось ему сде-
лать всё как следует, и тогда Дровосек заговорил:
— Страшила, пусти в ход свои мудрые мозги, придумай что-нибудь!
Страшила грустно прошептал:
— С моими мудрыми мозгами что-то неладно. Они отсырели, пока я висел в карцере...
В разговор вмешалась Кагги-Карр:
— Фарамант и Дин Гиор сидят в подвале на заднем дворе. К их окну есть ход из каморки повара.
— Так это же превосходно! — воскликнул Чарли Блек и испуганно прикрыл себе рот рукой.— У меня есть вещь, которая принесёт узникам освобождение. Весь вопрос в том, как её передать...
Он порылся в рюкзаке и вытащил стальную пилу.
— Этой пилой можно перепилить любую решётку.
— Да, но как её доставить туда? — прошептал Страшила.— Ах, если бы не испортились мои мудрые мозги... А сейчас мне ничего нейдёт в голову, и от этого мне очень плохо...
Элли бросилась к Страшиле, начала гладить его, утешая:
— Мой славный, не надо огорчаться, за тебя буду думать я!
Наступило томительное молчание. Чтобы попасть во дворец и увидеть узников хотя бы