Выбрать главу

Игорь Минаков, Максим Хорсун

Урок мира

Посвящается памяти Александра Ройфе

1

В детстве мы любили играть в войну. Старый орбитальный корвет, бог весть какими судьбами оказавшийся на лугу, за ближним лесом, среди кустов шиповника и лещины, идеально подходил для этого занятия.

Если выйти из Опушек по северной дороге и протопать полтора километра в сторону ставков, то рано или поздно наткнешься на почти целый корпус, тускло поблескивающий керамитовой обшивкой. Издали корабль напоминал древнюю подводную лодку, лежащую на боку.

Конечно, реактор, двигатели и оружие с корвета давно сняли. В корпусе зияли дыры, а лужайка вокруг была усеяна обломками. Но нам не нужна была стопроцентная комплектация. И так было весело. Вставил палку в пустую амбразуру турели – вот и лазер готов к бою, развел дымный костерок в кокпите – значит, маршевые двигатели запущены.

Сколько я себя помню, корабль всегда находился здесь, утопленный в глинистую землю, скрытый с одной стороны высокими зарослями амброзии, а с другой – грязно-белыми откосами карстового провала. Из года в год корвет не брала коррозия: ни ливни, ни снег не причиняли ему вреда. Очень, очень долго мы искали на корпусе следы былых боев. В том, что корабль сбили, никто из нас не сомневался.

Иногда на корвет набредали пацаны из Мирного – соседнего села. Тогда территорию приходилось отстаивать кулаками. О, я прекрасно помню азарт тех сражений! Окровавленные носовые платки, порванные рубашки… Нам всегда удавалось отвоевать единоличное право играть здесь. Я думаю, мы побеждали благодаря стратегической близости к родной деревне, откуда иногда оперативно подоспевало подкрепление – старшие братья с дружками.

Да, а еще мы играли в войну. Родители подарили мне игрушечный лучевой пистолет, поэтому я считал себя космодесантником. Нашими воображаемыми врагами были пришлецы. На самом деле с пришлецами мы никогда не воевали и воевать не собирались. В селе их у нас полным-полно. И директор гадрозавровой фермы – пришлец, и агроном – пришлец, и участковый – пришлец. Пришлецов так много, и живут они рядом с нами так долго, что порой и мне приходит в голову мысль – а может, и я на какую-то часть инопланетянин? И не поэтому ли всякий раз, глядя на звезды в ночном небе, я ощущал едва уловимый, но пробирающий до глубины души зов?

…Я спрятал гравипед в кустах амброзии и затаился, внимательно оглядывая руины корвета. Там кто-то был. Но точно не мирновцы. Эти себя тихо вести не умеют. Носятся, как обкуренные, лупят палками по керамиту, орут. Достается им в том числе и за это – за неуважение к героическому прошлому.

Из моего укрытия выпуклый борт корабля просматривался хорошо, поэтому не прошло и пяти минут, как я заметил в пробоине над правой скулой силуэт человека. Взрослый… Наверное, бродяга – бремя Федерации, как выражается папка. Бутылки собирает или бычки.

Ладно, сегодня мне мирновцы по рылу не накидают – уже хорошо. А бродяга… что ж, бродягу я переживу. На крайняк – удеру… И все-таки покидать укрытие я не спешил. Настораживало, что для бродяги чужак вел себя слишком осторожно, как будто скрывался… От этой мысли меня обдало жаром. Скрывается – значит, есть причина. И наверное, лишние свидетели ему не нужны.

А может, он убийца, и сейчас по всем дорогам рыщут полицейские на гравициклах. «Именем Федерации вы арестованы!». И вот в руках беглого преступника появляется лучевой пистолет – настоящий, не то что погремушка, которая торчит у меня за поясом, – и из этого пистолета он начинает палить по полицейским. Парни в черных брониках и зеркальных шлемах открывают ответный огонь. И никому нет дела, что в скрещении лазерных лучей оказывается мальчишка в выцветшей футболке и линялых шортах…

Черт меня понес к корвету! Лучше бы дома сидел, повторял таблицу умножения.

Я встал на карачки и попятился к гравику. Если рискнуть и дунуть прямиком по козырьку карстового провала, можно успеть уйти незамеченным… Но я не успел.

– Эй, ты! – окликнул меня бродяга, выглядывая из дыры, зияющей в блистере пилотажной рубки. – Кончай засаду! Я тебя давно уже вычислил… Сопишь громко.

Несколько мгновений я размышлял: удрать или все-таки остаться? Потом решил, что звездному капитану Казарову не пристало удирать от какого-то бездомного. Я встал во весь рост, отряхнул приставшие травинки и выбрался из амброзии.

У бродяги были белые волосы, загорелое широкоскулое лицо, синие глаза. Нормальная человеческая улыбка. Он ловко подтянулся на руках, вылез из рубки и скользнул на спине вдоль покатого борта. У меня аж дух захватило. От блистера до земли было метров пятнадцать, но незнакомец, как ни в чем не бывало, выпрямился, вытер ладони о застиранный камуфляж, шагнул мне навстречу, протянул крепкую, покрытую шрамами руку в золотистых волосках на тыльной стороне кисти. На запястье у него была наколка – планета, пронзенная ножом.