Очерк, который достался ему как бы в наследство, Аграновский-сын закончил так: «Меня часто путали с отцом, который был мне учителем и самым большим другом, но никогда еще, пожалуй, я не ощущал с такой ясностью, что стал продолжателем дела отца!»
А с Топоровым они подружились. Анатолий Абрамович больше полугода редактировал его рукопись, помог издать книгу «Я – учитель».
Много минуло времени. Читатели давно уже не путают Аграновских. Они знают, помнят, чтят и отца, и сына. Когда скончался Аграновский-младший, в «Известия» пришло множество писем и телеграмм:
«Мне кажется, что это от меня лично ушел из жизни родной, очень близкий человек. Он прожил прекрасную жизнь, эстафету, взятую из рук отца, пронес блистательно, честно. Если доживу до зимы, то будет ровно 60 лет, как я читаю «Известия». В. Клименкова, г. Киев». «Потрясен вестью о кончине виднейшего писателя, моего неизменного друга, мудрого наставника, благодетеля Анатолия Абрамовича, неутешно скорблю».
Кто же назвал его «мудрым наставником»? Андриан Топоров, который был старше, чем старший Аграновский.
Старый просветитель, может быть, и не знает, что Аграновский-старший, уберегший его от худшей участи, себя от той же клеветы не уберег. В 1937-м пятнадцатилетний Толя остался вдвоем с младшим братом. В 1942 году Абрам Давыдович Аграновский был полностью реабилитирован и восстановлен в партии.
Журналистика – не чистописание. Я говорю, конечно, о честном таланте.
В 1960 году, в мае, Анатолий Аграновский опубликовал в «Известиях» свои первые очерки – «Письма из Казанского университета». В ответ получил письмо от провинциального доктора Федорова из Чебоксар: тот сделал уникальную операцию – вживил искусственный хрусталик в глаз девочки, вернул ей зрение, и врача после этого... затравили. Ситуация, не правда ли, схожая с той, что была у Аграновского-старшего с Топоровым, только здесь человека еще уволили с работы. Вмешиваться в это специалисты Аграновскому не советовали: надо ждать отдаленных результатов операции. Сколько? Пять лет. Журналист соглашается. Но еще задолго до первой строки он борется за Федорова, ведет с министерством переговоры. Врача восстанавливают на работе.
Аграновский писал о Федорове дважды. Собирался вернуться к нему в третий раз. Он ведь писал не просто о человеке, он двигал дело.
О своих героях он говорил: «Незаменимые». И расшифровывал: «Незаменимые – это всегда люди долга».
Они ему родня – его незаменимые.
Зарабатывать свой хлеб Аграновский начал с пятнадцати лет. Даже когда учился в педагогическом институте (по образованию он – историк, военная специальность – авиационный штурман), даже когда учился – работал: художником-мультипликатором на киностудии, помощником кинооператора, ретушером в издательстве. Б 1947 году пришел в одну из центральных газет – репортер, литсотрудник, зам. завотделом.
В начале 1951 года по отделу прошла ошибка, виноват оказался один из старейших журналистов газеты. Молодой Аграновский берет вину на себя, не часть, не долю – всю целиком. В его трудовой книжке появляется запись: «Освобожден от работы в редакции... за обывательское отношение к своим обязанностям».
Через три года газета приглашает его обратно. Подбирали коллектив не только по профессиональным качествам, но и по человеческим. Шел 1954 год. В это время начался творческий взлет Аграновского. Он получает премию Союза журналистов СССР, вступает в Союз писателей.
И вдруг!
В коллектив пришел новый руководитель. Против фамилий тех, кто имел собственное мнение, сразу же поставил галочки. Не забыл и тех, кто прежде выступал против его собственных литературных сочинений. Было проставлено сорок галочек.
Аграновский, будучи дежурным критиком, сказал, что газета изменилась к худшему. Ему дал отпор заместитель главного редактора, которого прежде все любили и который любил Толю.
Когда увольнения неугодных стали повальными, на очередной летучке снова встал Аграновский и обратился к главному редактору.
– Что вы делаете?! Этот коллектив собирали до вас, собирали по крупицам, по бриллианту, как ожерелье! Это стоило таких трудов! Что же вы делаете?! Как вы можете?..
Он не смог договорить, выскочил из комнаты. На другой же день подал заявление об увольнении.
Против его фамилии галочка не стояла. Уже тогда его бы не посмели тронуть.
Вот вам и спокойный Аграновский.
Что ни говорите, а поступки, конкретные, практические, порою выше самой светлой мысли и самой умной строки. Самая передовая мысль, самая светлая строка завянет без поступков, без действия