Никогда еще в моей жизни пиво не было таким омерзительным и безвкусным.
На субботу наши каталонские затейники запланировали поход в лес под предводительством юннатов из местной школы. Рано утром нас разбудили их звонкие, наполненные энтузиазмом голоса, и мы, наскоро перекусив, кто стаканом молока, кто пучком лебеды, выехали на позиции.
«Лесом» они называли городской парк наподобие Сокольников, только чище и с меньшим количеством растительности. Дружной толпой мы подошли вслед за экскурсоводом к внушительному дубу, на котором красовалась медная табличка с гравировкой, свидетельствующей о том, что данное дерево является именно дубом. Причем, ценность вышеозначенного экземпляра заключалась целиком и полностью в том, что он, во-первых — дуб, а во-вторых — дерево, но никак не в доказанном историками факте, что, к примеру, на него мочился центральный полузащитник «Барселоны». Чуть погодя мы полюбовались клёном, и нам даже посчастливилось лицезреть ясень, но, честно говоря, восторга это не прибавило никому. Даже на лицах ко всему привычных империалистов угадывалось некоторое недоумение.
Побродив до обеда от дерева к дереву, мы расстались со школьниками большими друзьями, и те пообещали в следующие выходные непременно сводить нас в горы. Что они имели в виду? Пятый этаж городской мэрии?
А к вечеру у нас с Шурой созрела гениальная идея: мы объявили о создании клуба «любителей русского языка». Членом клуба мог стать каждый желающий. Никаких условий или требований к кандидатам, никаких ограничений. Лишь бы он предпочел общение в рамках нового клуба дудочке великого «Гуру». Результат превзошел все ожидания — к костру никто не пришел, и сердитый хозяин зАмка со своей пассией поневоле присоединился к нашей компании, сгорающей от любопытства.
Концепция клуба нарисовалась у меня только в общих чертах, поэтому приходилось много импровизировать и сочинять текст по ходу пьесы. Не возникало сомнений лишь в одном — в способе донесения до членов клуба всего богатства русского языка. Мы освободили «Пшеничную» из плена Шуриных трусов и первое заседание началось.
Так как нормальной закуски не имелось, а людей было много, решили наливать в пробку из-под бутылки. Я вывел на доске куском мела нашу родную букву «А», продемонстрировал, как она произносится, заставив всех многократно повторить, а Шура обошел с бутылкой аудиторию, словно доктор Айболит по прибытии на берег реки Лимпопо к больным обезьянам. Напитка в пробку помещалось настолько мало, что никто поначалу и не сообразил, каким зельем русские опаивали народ. И лишь после честного ответа на прямо поставленный вопрос «Гуру» в бешенстве удалился, увлекая за собой самых верных соратников.
Мы успели изучить четыре буквы, когда бутылка закончилась. Хмель (кто пил из пробок, тот знает) потянул на откровения, и я рассказал жаждущему информации собранию, как мы в России делаем бизнес. Неподдельный интерес отражался в глазах слушателей — в ту пору им еще не надоели пьяные кутежи русских нуворишей, скупивших сегодня добрую половину Средиземноморья. Особенно их потрясло мое признание о том, что деньги в русской коммерции — это не главное. А когда я поделился опытом кадровой работы на нашем предприятии, произошел конфуз. Черт меня дернул сказать, что девушек мы не берем, так как профиль у нас специфический, и женский менталитет для него не подходит. Лучше бы я где-нибудь в Гарлеме устроил лекцию о превосходстве белой расы! Лучше бы я открыл частную школу «только для русских» где-нибудь во Львове! При попустительстве со стороны мужской половины лагеря, впавшей в ступор от моей наглой откровенности, на меня всей своей немощью обрушилась женская. Тем самым моя девственность в вопросах феминизма была безвозвратно нарушена.
Как известно, даже в советской армии последний день недели — банный. В воскресенье с утра, быстренько прокатившись до кратера потухшего вулкана и ничего там не найдя, кроме таблички с надписью «кратер потухшего вулкана», мы решили заняться чисткой пёрышек. Для этого в нашем распоряжении оказалась ванна. Отличие ее от настоящей заключалось в том, что она располагалась в зарослях ежевики на расстоянии ста метров от зАмка, и никакой водопровод её не наполнял. Весь день мы помогали девчонкам таскать воду, так что к концу дня у нас не хватило сил не только для собственного омовения, но и чтобы потереть Федерике спинку, несмотря на все её убедительные просьбы.
Ограничившись обычным опрыскиванием из лохани, мы отправились на очередное заседание нашего клуба. Прошли ещё четыре буквы, но пили на этот раз греческий национальный напиток, содержавший анисовые капли от кашля. Порцию увеличили, и поэтому пробрало всех. Об отличии мужчин и женщин я не проронил ни слова, хотя некоторые злопамятные слушатели провоцировали меня на это.