В течение многих лет одним из самых близких друзей И. Бехера в нашей стране был К. Федин, который создал замечательный портрет немецкого поэта–коммуниста. Вспоминая многогранную деятельность своего немецкого друга, он писал: «Высшим достоинством человека является его готовность отдать на службу людям самое дорогое, чем он обладает. Самое дорогое для Иоганнеса Бехера — его поэтический талант, и он отдал его обществу безраздельно».
Последовательным продолжателем бехеровской традиции в поэзии ГДР стал Стефан Хермлин, теперь уже сам признанный классик. Родительский дом Хермлина украшали гобелены из Обюссона, картины Гейнсборо, а отец, музицируя, любил наигрывать Скарлатти. Из упорядоченного благополучия будущего поэта вырвала жестокая реальность, бурные события политической жизни Германии. Незадолго до прихода Гитлера к власти поэт сделал свой главный жизненный выбор — стал коммунистом. В дальнейшем ему пришлось разделить участь многих немецких антифашистов. Находясь в подполье, он вел среди рабочих нелегальную агитацию. Чудом спасшись от преследования гестапо, Хсрмлин в составе интербригады сражался за Испанскую республику, иозже участвовал во французском Сопротивлении.
Хермлин сформировался как поэт и мыслитель удивительно быстро. Уже ранние стихи, такие, как «Баллада про королеву Горечь», «Баллада о горожанине в великой беде» и в особенности «Манифест к штурмующим Сталинград», стали актуальным и психологически точным выражением антифашистской позиции. Бросая язвительные и пророческие строки тем, кто по приказу фюрера штурмовал волжскую твердыню, поэт проникает в самую глубь сознания одураченных и обреченных солдат:
(Перевод Л. Гинзбурга)
Ненависть и жалость, презрение и стыд, ответственность за свой народ и вера в то, что город выстоит, а осаждающих ждут «багровые кошмары», выплеснулись в темпераментный монолог–прокламацию. Емко и страстно это произведение выразило тему трагической вины Германии.
Стефана Хермлина критики иногда упрекали за его приверженность к старинным жанрам — балладе и сонету. Между тем обращение к этим формам вполне закономерно для автора, влюбленного в творчество Вийона и новейших французских поэтов, знатока Шекспира, равно как и Гёте и Шиллера. Ему важно было отстоять общеевропейские традиции в поэзии, а баллады и сонеты уже в силу своей широчайшей распространенности выражали общность культур. К тому же, подобно Бехеру, ему, очевидно, хотелось свои пламенные гражданские чувства облечь в строгую, отточенную веками поэтическую форму.
Хермлин раньше многих других начал изучать историю антифашистского Сопротивления в Германии. Портреты погибших героев он запечатлел еще в начале пятидесятых годов в документальной книге «Первая шеренга». Его новеллы «Путь большевиков», «Время одиночества» также очень близки ей по теме. Хермлин рассказал здесь о тех, кто выстоял, кто не утратил человеческого достоинства в самые гибельные моменты, и тех, кто находился в подполье, томился в концлагерях или пребывал в эмиграции.
В книге воспоминаний «Вечерний свет» (1979) Стефан Хермлин рассказал о героическом подвиге офицера–интербригадовца Альберта Гесслера, который после тяжелого ранения в Испании был отправлен на поправку в Москву. Выздоровев, он добровольно вызвался, чтобы его сбросили с парашютом для нелегальной борьбы с фашизмом в Германии. Его схватили гестаповцы, долго пытали. Он погиб, но не выдал своих товарищей, не назвал себя. Благодаря архивным изысканиям Хермлина стало известно еще одно имя героя–антифашиста.
НЕПОТЕРЯННОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Весной сорок пятого унтер–офицер противотанковой артиллерии Руди Хагендорн бежал с позиций. Прячась от полевой жандармерии, он скрывался в лесу, забирался в развалины домов, готов был зарыться в землю, чтоб выжить или, вернее, родиться заново. Позади была гимназия, четко организованное «добровольное» вступление в вермахт, участие в военных действиях и опустошенность, которая возникает тогда, когда преступление совершено и возмездие неминуемо. Он сам толком не понимал, был ли он «старше своего разума или еще не дорос до него». Так начинал перестраивать свою судьбу герой романа Макса Вальтера Шульца «Мы не пыль на ветру» (1962).