При взгляде на него Самуил едва имел время шепнуть Юлиусу:
- Будь как можно уступчивее. Постараемся устроить так, чтобы вся вина свалилась на наших противников, и чтобы в случае какого-нибудь несчастья свидетели могли показать, что не мы, а нас вызвали.
Риттер остановился перед Юлиусом и загородил ему дорогу.
- Юлиус, - сказал он, - тебя видели разговаривающим с Шарлоттой сегодня утром, когда ты шёл в университет.
- Очень может быть. Я спрашивал у неё, как ты поживаешь, Франц.
- Я тебе не советую шутить. Люди видели, как ты целовал ей руку. Знай, что это мне не нравится.
- Знай, что это ей вовсе не нравится.
- Ты балаганишь, чтобы вывести меня из себя?
- Я шучу для того, чтобы тебя успокоить.
- Единственная вещь, которая может меня успокоить, дражайший мой, это прогулка в компании с тобой на гору Кейзерштуль.
- Да, это правда: хорошее кровопускание в такую жару очень освежает. Я тебе его устрою, если хочешь, мой милейший.
- Через час?
- Через час.
Они разошлись. Юлиус подошёл к Самуилу.
- Ну, моё дело устроено, - сказал он.
- Ладно, а своё я сейчас устрою, - сказал Самуил.
Глава четырнадцатая
«Жидкая» дуэль
Самуил отвёл в сторону Трихтера, и верный фукс тут же отдал ему отчёт во всех своих действиях.
- Вот как было дело, - рассказывал Трихтер. - Когда я вошёл в трактир, Фрессванст завтракал. Я подошёл к его столу так просто, не показывая вида. Но, проходя мимо, я приподнял крышку на его кружке и, увидав, что в ней было простое пиво, я сказал тоном сожаления: плохой питух. Услыхав эти слова, он в ярости вскочил со стула. Но тут же сделал усилие над собой, стараясь успокоиться, и холодно сказал мне: это стоит хорошего удара рапиры. Я, конечно, не был этим нисколько встревожен и, сохраняя все тот же вид сожаления, ответил ему: ты видишь сам, что я был прав я обидел питуха, а мне отвечает дуэлянт. И тут же я прибавил: впрочем, мне всё равно, я одинаково согласен и на кружку, и на рапиру.
- Хорошо сказано! - заметил Самуил. - Ну, что же дальше?
- Тут он, наконец, начал понимать в чём дело. Если ты замышляешь бой на кружках, - сказал он, - то этим ты доставишь мне большое удовольствие, потому что у меня горло заржавело. Я пойду к моему senior'у Отто Дормагену и попрошу его быть моим секундантом. - А мой senior, Самуил Гельб, будет моим свидетелем, - ответил я. - Какое же оружие ты избираешь? - спрашивает он. А я отвечал: вино и ликёры. Ну и вот теперь в синем кабинете все приготовляется для этого достопримечательного сражения. Дормаген и Фрессванст уже там и ждут вас.
- Не будем же заставлять их дожидаться, - сказал Самуил.
И они в сопровождении Юлиуса прошли в синий кабинет.
Поединки на пиве и на вине не составляют редкости в германских университетах. Эта «жидкая» дуэль имеет свои правила и уставы, как и обыкновенная. Она производится методически, с известной последовательностью, которая не должна быть нарушаема.
Каждый из ратоборцев по очереди поглощает некоторое определённое количество напитков и затем неизменно обращается с руганью к своему противнику, который в свою очередь должен выпить столько же и ответить удвоенной руганью.
При дуэлях на пиве вся суть дела заключается в размерах посудины. Но при сражениях на вине приняты известные ограничения, сообразно с крепостью вина и содержанием в нём спирта. Точно так же и во взаимной перебранке, принята известная шкала нарастания крепости бранных слов, что-то вроде чиноначалия ругани, которое каждый обязан знать. Бой начинается с бордосского вина и восходит до водки, начинается с пинты и нисходит до бокала, начинается с колкого слова и восходит до неопрятной ругани. И так дело идёт до тех пор, пока один из ратоборцев окажется не в силах пошевелить языком, чтобы выругаться и разинуть рот, чтобы влить туда напиток. Он и будет побеждённый, а другой - победитель.
Само собой разумеется, что «жидкая» дуэль может точно так же закончиться смертью, как и обыкновенная. Полиция преследует её всеми мерами и этим только добьётся того, что она укоренится.
Когда Самуил, Юлиус и Трихтер вошли в синий кабинет, там всё было уже готово для сражения. По концам большого стола стояли две грозные армии бутылок и кувшинов всяких размеров, форм и цветов. А кругом стола молча и важно стояло человек двадцать фуксов. В комнате было только два стула, поставленных один против другого. На одном из них уже восседал Фрессванст, на другой уселся Трихтер. Отто встал около Фрессванста, Самуил около Трихтера.