- Ну, пожалуй, поедем, коли хочешь. Я ей не верю, но если это может доставить тебе удовольствие, изволь, сделаю вид, что верю.
- Ну вот, смотри сам! - сказал ему Юлиус, после того, как они молча проехали десять минут.
И он показал своему другу на группу лип, о которой говорила молодая девушка. Свет, сверкавший сквозь их листву, показывал, что позади деревьев стоит жилой дом. Они проехали под липами и достигли решётки. Юлиус протянул руку к звонку и позвонил.
- Держу пари, - сказал Самуил, кладя свою руку на руку приятеля, - держу пари, что нам откроет никто иной, как девица с козлом.
Открылась дверь в дом, и какая-то человеческая фигура с глухим фонарём в руке подошла к решётке.
- Кто бы вы ни были, - сказал Юлиус, обращаясь к этой фигуре, - примите участие в нашем положении. Четыре часа пробродили мы под ливнем среди пропастей. Дайте нам приют на ночь.
- Войдите, - сказал голос, уже знакомый молодым людям, голос девушки, которую они встретили у развалин и у дьявольского ущелья.
- Ты видишь, - сказал Самуил Юлиусу, которого проняла дрожь.
- Что это за дом? - спросил Юлиус.
- Что же вы не входите, господа? - ответила молодая девушка.
- Конечно, войдём, чёрт возьми! - отозвался Самуил. - Я готов войти хоть в ад, лишь бы привратница была хорошенькая.
Глава третья
Майское утро
На следующее утро, когда Юлиус проснулся, он некоторое время не мог понять, где он очутился. Он открыл глаза. Весёлый луч солнца врывался в комнату сквозь щель в ставнях и весело играл на чистом деревянном полу. Весёлый концерт птичьих голосов служил дополнением к весёлому свету.
Юлиус вскочил с кровати. Для него было приготовлено утреннее платье и туфли. Он оделся и подошёл к окну. Едва открыл он окно, как в комнату одновременно хлынули и пение птиц, и аромат цветов, и солнечный свет. Окно выходило в прелестный сад, полный цветов и птиц. За садом виднелась долина Неккара, а вдали горизонт замыкался горами. И надо всем этим сияло майское утро, и кипела свежая весенняя жизнь.
Буря разогнала всякие следы облаков. Весь свод небесный сиял тем спокойным глубоким голубым цветом, который давал некоторое представление о том, какова должна быть улыбка божества.
Юлиус испытывал несказанное ощущение свежести и благоденствия. Сад, освежённый ночным дождём, блистал и благоухал. Воробьи, малиновки и щеглы словно праздновали конец бури и на каждой ветке устраивали целый оркестр. Капли дождя, которые солнце зажгло своим светом и высушивало, превращали каждую былинку в изумруд. Виноградная лоза словно пыталась заглянуть в окно и сделать Юлиусу дружеский визит.
Но вдруг виноград, птицы, роса на траве, пение в ветвях и горы вдали, и красота неба - все это исчезло для Юлиуса. Он перестал все это видеть и слышать.
Его уха коснулся молодой и чистый голос. Он высунулся из окна и в тени жимолостного куста увидел прелестнейшую группу. Молодая девушка, которой было едва ли более пятнадцати лет, сидела на скамье, держа на коленях пятилетнего мальчика, и учила его читать.
Эта молодая девушка была грациознейшим в мире созданием. Её голубые глаза дышали кротостью и умом. Белокурые волосы с золотистым оттенком были у неё так пышны, что тонкая шейка, казалось, с трудом держала их на себе. Но что особенно прельщало в ней - это её юность и свежесть. Вся её фигура была словно ода невинности, гимн ясности духа. И между этой молодой девушкой и этим утром была какая-то невыразимая гармония. Это были словно картина и её рама.
Она была одета по-немецки. Белый корсаж плотно охватывал её талию. Юбка, тоже белая, с фестонами внизу, несколько коротковатая, так что из-под неё виднелась красивая ножка, спускалась по её фигуре и как бы покрывала её прозрачной волной.
Мальчик, которого она держала на коленях, был свеженький, розовенький, с пепельными кудрями. Он учил свой урок с необычайным вниманием и важностью. Водя пальчиком по книжке, он называл одну за другой крупные буквы. Сказав название буквы, он с беспокойством поднимал головку и вглядывался в лицо своей учительницы, сомневаясь, не ошибся ли он. Если он говорил неверно, она поправляла его, и он продолжал дальше. А назвав букву верно, он улыбался и весь сиял.
Юлиус не мог вдоволь наглядеться на эту милую сцену. Эта чудная группа в этом чудном месте, этот детский голосок среди этого птичьего щебетания, эта красота молодой девушки среди красот природы, эта весна жизни среди этой жизни весны составляли такой контраст с жёсткими впечатлениями минувшей ночи, что он был взволнован и погрузился в сладостное созерцание.