— Старейшина Ли Сяолун?..
В его голове начался тайфун, среди которого пролетела мысль: «Призрак знает моё имя?!» Он уже открыл рот, чтобы в ужасе закричать, но прикусил язык. Боль остудила голову, возвращая крупицу сознания, заставляя отвлечься. Металлический привкус во рту был неприятный, и Ли Сяолун сморщился. Тоненькая алая струйка нашла выход в слегка приоткрытых губах и стекла по подбородку. Старейшина не заметил этого, зато его взгляд начал распознавать в тёмной фигуре знакомое лицо. Сглотнув, он неуверенно позвал:
— Ученик Яо Юншэн?.. — Тень кивнула в ответ. — Ты меня до чёртиков напугал, я уж подумал: дьяволу душу отдам!
Ли Сяолун поднялся на дрожащих ногах, чувствуя облегчение. В данный момент он утратил всякий достопочтенный вид и здравомыслие, но совсем не замечал этого. Яо Юншэн нахмурился – старейшина говорил очень странные вещи… Он не понимал подобных метафор, зато знал, что говорить о продаже души дьяволу для истинного заклинателя было табу, его могли даже посчитать отступником.
— Что ты тут делаешь посреди ночи?
— Отвечая старейшине на вопрос, этот ученик вырывает сорняки, — тихо ответил мальчик.
— Ночью? Ты ведь вместе с сорняками и духовную траву вырвешь.
— Этому ученику непозволительно уходить, пока он не закончит.
Ли Сяолун вернул часть своего здравомыслия, но конечности всё ещё дрожали. Он попытался поправить одеяния, а затем посмотрел на мальчика.
— Наказание? — Ребёнок в ответ кивнул, словно не хотел вести беседу с сумасшедшим. Седьмой опасливо осмотрелся по сторонам. — Ты здесь один? — Ребёнок вновь кивнул, но старейшина был занят осматриванием окрестностей, поэтому мальчику пришлось сказать «да». — Это хорошо.
Седьмой проклинал свою беспечность, свой мозг и свою удачу! Если кто узнает, что он тут сейчас вытворял, то минимум начнут считать странным, а максимум назовут одержимым. Он подошёл к ребёнку на ватных ногах и склонился. Их лица находились всего в одном дюйме друг от друга.
Яо Юншэн напрягся, но не решился отойти – завораживающие глаза старейшины заставляли тонуть в них. Ли Сяолун внимательно всмотрелся в личико ребёнка, не подозревая, что подобная обстановка была слишком интимной.
— Ученик Яо, забудь всё, что сейчас видел, — прошептал старейшина, и стыд полыхнул слабым румянцем на его всегда бледных щеках.
Мальчуган был околдован звёздами в глазах мужчины и еле заметно кивнул головой. Увидел согласие, Ли Сяолун быстро отстранился от ребёнка и прикрыл рот рукой, изображая кашель.
— Пойдем, на сегодня твоё наказание закончено. Как старший, я должен провести тебя до дома.
Мальчик не понял, что старейшина имел в виду, но уловил главное – он мог уйти.
Мужчина и ребёнок шли вдоль поля, неловко держа тишину. Им обоим нужно было переварить произошедшее. Когда они ступили в формацию и оказались во внутренней части школы, Яо Юншэн поспешил поблагодарить старейшину и уйти, но тот настойчиво продолжал идти за ним. В итоге они оба подошли к старому разрушенному сараю, похожему больше на шалаш, сделанный из разных прутьев и балок.
— Это что? — растерянно спросил Седьмой. Он, конечно, знал, что жизнь главного героя не была радужной, но знать и видеть – это совершенно разные вещи.
Мальчик ничего не ответил, продолжая молча смотреть под ноги.
— Прошу прощение за вторжение! — Ли Сяолун нагло открыл дверь или, точнее, то, что называлось дверью, то есть он просто отодвинул чуть скрепленные вместе палки в сторону.
Внутри всё оказалось гораздо хуже: клочок соломы, рваное покрывало (больше похожее на тряпку) и треснувшая глиняная чаша – вот и всё убранство лачуги. Вместо пола – голая сырая земля, а в стенах – зияющие дыры, сквозь которые гулял сквозняк. В этот момент Седьмому реально стало жаль ребёнка, при всём при том, что эти мучения лишь необходимый шаг для лучшего будущего… Он зло сжал кулаки, даже не пытаясь узнать, сколько времени уже тут живёт малыш. Ему не надо ничего слышать, чтобы признать истину: это было с первого дня его поступления в секту. Вот только оставался один нераскрытый вопрос – кто это вытворял? Хоть сюжет и шёл в предрешённом направлении, вещи сами собой не делались – существовал кто-то, кроме него, кто делал жизнь ребёнка тяжёлой. Седьмому необходимо ещё раз многое обдумать.