— Ты… ты… ты… — мастер нервно тыкал в ребёнка пальцем, не находя что сказать.
— Старейшина Ли Сяолун? — слабеньким голоском пропищал малыш.
— Уа-а-а! Моя жизнь кончена! — завопил мужчина, отбрасывая миску в сторону и выбегая из комнаты.
Уголок губ Яо Юншэна дёрнулся. Раньше он говорил себе, что старейшина Ли Сяолун странный, сейчас берёт свои слова обратно: он не просто странный, он чудаковатый!..
Седьмому понадобилось не больше минуты, чтобы взять себя в руки, легко уговаривая себя тем, что ребёнок ещё находится в ослабленном состоянии и его разум подвергается сильному жару, а значит, можно сослаться на то, что ему всё это приснилось.
Старейшина быстро сбегал на маленькую кухоньку в пристройке, предназначенной для личного ученика, налил в миску свежего рисового отвара и поспешил вернуться к мальчику. Тот не успел обдумать, что сейчас произошло, как Ли Сяолун грациозно вернулся в комнату.
— Проснулся? — его голос был ровным и прохладным, а на лице лишь лёгкая улыбка. Подойдя к ребёнку, он протянул ему миску. — Ешь.
Яо Юншэн был обескуражен столь быстрой переменой. Хотя его взгляд и был слегка мутным, но уже осознанным. Он пару раз моргнул, но решил, что не стоит слишком сильно обращать внимание на недавний случай, это могло поставить их двоих в очень неудобное положение. Мальчик попытался поднять руку, что ему с трудом удалось, но стоило коснуться миски, как она бессильно упала на кровать.
Ли Сяолун нахмурился. Он не был глуп, чтобы не осознать: тело ребёнка ещё слишком слабое. Незаметно вздохнув, он быстро порылся у себя в пространственном кольце. Там было много разного хлама, поэтому неудивительно, что нашёлся и специальный кроватный столик из сандалового дерева, сплошь усыпанный драгоценными камнями. В какой-то момент мастеру стало стыдно, что многие его вещи довольно вычурные и безвкусные, и всё же сейчас не было времени привередничать. Ли Сяолун установил столик, а затем поставил на него миску.
— Ешь, — вновь повторил он.
Мальчик взглянул на столик, затем на миску, неуверенно протянул руку, взял ложку и попытался набрать в неё отвар – это потребовало от ребёнка больших усилий. Он даже успешно зачерпнул немного жидкости, но стоило ему поднести содержимое ко рту, как пальцы дёрнулись и ложка упала.
Ли Сяолун наблюдал за всем этим процессом и мог ясно видеть, что ребёнок не справится собственными силами. Ему ничего не оставалось, кроме как взять ложку и сесть на кровать. Яо Юншэн удивился. Он думал, что старейшина больше не повторит недавних действий, чтобы не ущемлять собственное достоинство. Но Ли Сяолун был серьёзен, когда зачерпнул ложкой отвар и поднёс к его губам. Удивлённый взгляд мальчика не скрылся от мастера, но сейчас было не то время, когда он мог думать о собственной гордости, ведь дети – это цветы жизни! А помощь главному герою – это непосредственные баллы в его жизнь! Правда, Седьмой мало в это верил, сейчас он просто старался убедить себя всеми возможными способами, чтобы преодолеть собственный стыд, вызванный им же некоторое время назад.
— Ешь, — в третий раз повторил он.
Яо Юншэн внимательно посмотрел на старейшину. Неожиданно ему показалось, что его недавнее чудаковатое поведение было лишь больным, бредовым воображением, а на самом деле этот возвышенный, величественный, грациозный человек никак не связан с тем образом. И всё же лёгкое покраснение в уголках глаз, а также слегка розоватые щёки старейшины не позволяли мальчику полностью списать всё на его жар. Яо Юншэн послушно открыл рот и съел предложенный ему отвар. На пробу оказалось довольно просто, но вкусно. Мальчик сразу же решил, что приготовил еду не Ли Сяолун, ведь у него не было вкуса. Из-за этого, неожиданно для себя самого, Яо Юншэн почувствовал, как ему становится грустно. Проскочила даже мысль, что он не против есть ужасную на вкус пищу, если она была бы приготовлена старейшиной.
Ли Сяолун заметил перемену в лице ребёнка и нахмурился. Он не пробовал сделанный им отвар, но неужели всё так плохо? В прошлом он был одинок всю свою жизнь и должен был сам следить за своим питанием. Даже если он и готовил по собственным стандартам, его вкусы не должны сильно отличаться от нормы. Седьмой посмотрел на золотистую похлебку, а затем, зачерпнув её ложкой, смело отправил себе в рот. Яо Юншэн сидел очень близко к старейшине, поэтому легко заметил его хмурый взгляд, да и непристойное действие тоже: есть с одной посуды могли только очень близкие люди, что немного обескуражило мальчика.