Яо Юншэн не понимал, что ему делать с такой логикой, но и отрицать её не мог. Если бы он сумел стать сильным самостоятельно, то ему не нужен был бы учитель. Да, он знал ответ старейшины изначально, поэтому и не надеялся, что тот изменит своё решение за один день. Даже если он займёт первое место и попросится к нему в ученики, то не был уверен в его согласии. Сейчас мальчик хотел лишь проверить одно из своих подозрений в слабости старейшины и поставил все свои фишки только на это. Яо Юншэн отвёл взгляд от улыбающегося лица мужчины, ища в себе решительность сделать нечто постыдное, сжал кулаки и слабым, дрожащим голосом произнёс:
— Старейшина, у этого ученика всё боли-и-ит.
Ли Сяолун не ожидал столь резкого перехода… улыбка застыла на его лице, а брови слегка взлетели.
— Разве ты не получил первую помощь?
Мальчик уловил нотки удивления в голосе старейшины, но не сострадания. Это расстроило, однако укрепило его решимость. Яо Юншэн прикусил губу, заставляя глаза слегка увлажниться, а затем с жалким видом поднял голову.
— Н-нет…
Седьмой увидел перед собой несчастное трогательное лицо ребёнка, заметил слезинки в его огромных доверчивых глазах и напрягся. Он хотел оставаться сильным и равнодушным, у него даже появилось желание сбежать без оглядки, но как только одинокая слёзка скатилась по мягким и таким многострадальным щечкам малыша, он почувствовал внутреннюю панику и не смог больше сохранять твердость.
— Я понял. Иди сюда, нужно позаботиться о ранах, — Ли Сяолун быстро сократил между ними расстояние, желая прикрыть глаза мальчика.
Ему это удалось легко, ведь он уже делал подобное множество раз. Каким-то мистическим чудом в его руках оказался белый платок, который быстро скрыл слёзки ребёнка. Как только это произошло, Яо Юншэн услышал облегчённый вздох. В этот момент он подтвердил своё предположение: старейшина Ли Сяолун не может переносить чужие слёзы. Непонятно только одно: к этой категории относились совершенно все слёзы или же определённой группы? Радовало то, что Яо Юншэн входит в эту группу, а значит, может воспользоваться его слабостью.
Ли Сяолун, витая в собственных мыслях, не заметил подвоха. Воспользовавшись моментом, что не видит страдающих, беспомощных глаз ребёнка, он поспешил достать из пространственного кольца лечебные микстуры. Первым было обезболивающее, которое он вылил в рот мальчика и заставил проглотить. Прошло больше двух минут, прежде чем Ли Сяолун нерешительно снял платок с его лица.
— Будь мужчиной, терпи, — нервно сказал Седьмой, не отваживаясь взглянуть на малыша.
Яо Юншэн больше не выдавливал из себя слёзы. Как только его зрение прояснилось, он не сводил взгляда с Ли Сяолуна. Старейшина старался оставаться столь же спокойным и равнодушным, как и всегда, но то, что он не смотрел в его глаза, определённо было фактом, подтверждающим, что он не был таким спокойным, каким хотел казаться.
Ли Сяолун, держа в руках небольшую коробочку с бледно-жёлтой мазью, чуть окунул в неё свои длинные пальцы, а затем легонько коснулся ими лица мальчика. Яо Юншэн не чувствовал боли благодаря ранее выпитой микстуре, однако прекрасно ощущал на коже нежные прохладные прикосновения. Пальцы Ли Сяолуна оказались мягкими, но очень холодными. Яо Юншэн взглянул на его руку и отметил, что она была слишком светлой… практически белой, а голубые просветы сосудов создавали впечатление, будто кровь этого человека имела синеватый оттенок и будто сам он не от мира сего. Тем не менее, хоть люди и ценили светлый цвет кожи, всё же Яо Юншэн не считал это признаком здоровья. Его кожа тоже довольно бледная, с лёгким серым оттенком. Вот только изначально цвет отличался, а таковым стал из-за плохого питания, сна и нервного напряжения. В понимании Яо Юншэна здоровая кожа должна быть розоватой. Значило ли это, что Ли Сяолун болен?
Мальчик взглянул на лицо старейшины. Впервые он видел его столь близко и мог спокойно рассмотреть. Чуть заострённый подбородок, высокие точеные скулы, слегка вздёрнутый изящный небольшой нос, тонкие смоляные брови, миндалевидные глаза с глубокими разрезами, ряд пышных ресниц, белыми кончиками прикрывающие верхние двойные веки. Губы полные и нежно-розовые. В представлении Яо Юншэна этот мужчина был ослепительно красив. Мальчик мало видел мир, но верил, что внешности идеальнее не существует.
Неожиданно Ли Сяолун поднял глаза и их взгляды встретились. На Яо Юншэна смотрели два омута, в которых опрокинулось ночное небо. Глаза старейшины были темнее ночи, но их тьму разбавляли серебристые крапинки вокруг радужки. Яо Юншэн был загипнотизирован в подсчёте этих крапинок. На одной радужке он успел сосчитать тридцать три серебринки, но лишь начал считать на второй, как Ли Сяолун отвернулся.