"Сравнительно слабые?" Не были ли это разоблачающие слова, ставшие уже определенной традицией? Херле говорил о "переписанных газетных статьях". Совпадение? Для меня – метод. Но вот почему, это оставалось неясным.
Но вернемся к хронологии. Я, конечно, с любопытством ожидал увидеть, как работают настоящие профи. Потому я устроился неподалеку. Я пообещал "Уле" оставаться в пределах досягаемости. То, что я там увидел, было совершенно в стиле Джеймса Бонда. Господа из Пуллаха вели себя очень конспиративно. На сиреневой "семерке" БМВ они забрали информатора из придорожного кафе "Харбургер Берге". Туда ему пришлось доехать на такси. Потом некоторое время продлилась езда по автобану.
Шустер был не один со своим заместителем, а притащил снова целую команду "наружников". Встреча с агентом высокого уровня, пожалуй, стоила немалых денег. Они "стряхивали", как говорят у нас, несуществующие "хвосты", как черти. Для этого они так долго "проверялись", катаясь по кругу, пока не приехали почти в то же место, откуда начали поездку. Они не стеснялись никаких "спецэффектов" и включили в свою программу даже паром. То, что "Уле" во время "экскурсии" смертельно устал и рассердился, им не мешало, он сам интересовал их лишь постольку-поскольку.
Вся эта чепуха слабо впечатлила "Уленшпигеля". А внушительное жеманство отпугнуло его. А когда "наружники" из БНД провели обыск в его вещах, пока он плавал в бассейне отеля, его терпение лопнуло окончательно. Он позвонил мне и возмущенно сообщил, что мои преемники попытались тайно сфотографировать его в закрытом бассейне и копались в его вещах. Потом он спросил, как ему быстрее всего незаметно выбраться оттуда. Я попытался его успокоить. На следующий день "Уленшпигель" собрал свои вещи и сел в поезд на Ганновер. Он в буквальном смысле сбежал. По телефону он сообщил мне о целой толпе филеров, топавших за ним.
С громким визгом поезд остановился на Главном вокзале Ганновера. Открылись двери, люди входили и выходили. "Ули" подождал еще мгновение. Как раз перед тем, как поезд снова поехал, он вязл под руку свой багаж и спрыгнул на перрон. Только часть "наружников" успела отреагировать. Большинству пришлось беспомощно взирать на оставшийся на перроне объект их наблюдения.
"Ули" последовал моему совету. Он спрятал свои сумки в камере хранения. Потом он отправился в "Галерею Кауфхоф", большой универмаг в центре города. Там я встретил его в ресторане "Мёвенпик". Он знал его со времен одной нашей прежней встречи. Мы поменялись – ключ от камеры хранения на ключи от автомобиля. "Ули" сел во взятую напрокат машину, ждавшую его на подземной стоянке, и поехал в отель в одном из пригородов Ганновера. Я последовал за ним с его багажом.
Когда мы встретились вечером, он все еще был взволнован. Прошло некоторое время, пока я его смог успокоить. Мы оба так и не смогли додуматься, чего же добивались другие этим шпионским цирком. Потому мы бросили рассуждать на эту тему. Затем мы провели несколько дней вместе.
С Фредди я обсудил, что делать с "Уленшпигелем" дальше. Мы видели, что сотрудничество этого агента с Шустером будет бесперспективным и все равно хотели дать новому агентуристу еще один шанс. "Ули" встречался с Шустером еще два раза: раз в Венгрии и раз в Турции. Но его разочарование только возросло. Потому мы решили "отключить" агента. При его вербовке никто о нас не думал, потому и сейчас нам было наплевать на интересы Службы. "Уле" как человек был для нас важнее. В конце 1997 года мы прервали связь.
В 13 А некоторые специалисты выдвигали дичайшие предположения о возможной перевербовке нашего агента российской разведкой, и о том, что он был "подставой". Они в своих анализах предполагали самые запутанные теории заговора и просто не могли понять, что этот человек не мог работать в условиях взаимного недоверия. На самом деле все было намного проще.
Начальник отдела под серьезным подозрением
Летом 1997 года состоялась очередная встреча с "Рюбецалем" в Варшаве. К этому времени подозрения против начальника отдела Фолькера Фёртча укрепились настолько, что мне стало страшно. Уже некоторое время назад я заметил, что его имя было как-то упомянуто в связи с возможным существованием "крота", работавшего на одну из российских спецслужб. Но что делать с такой взрывоопасной информацией, если нет твердых доказательств? Потому я в полной растерянности носился с ней несколько недель. Но теперь поступила еще информация от первоклассного источника "Рюбецаль", а его сведения всегда были правдивы и очень информативны. Кроме того, я заметил, что "Рюбе" постепенно "уходил в укрытие", потому, что сам очень опасался того, что уже знал.
Именно от него и поступило, в частности, пресловутое "сообщение о заместителях". Он рассказывал, что первый заместитель директора ФСБ получил информацию от пятого заместителя президента БНД. В долгих дискуссиях с Фредди я попытался обосновать, что – кроме государственной измены – это могло бы означать. Мы выдвинули несколько идей. Одна или другая звучали порой слишком надуманно или фантастически, но, собственно говоря, мы пытались найти самое безобидное обоснование для этих упреков.
Фёртч, по нашим данным, поддерживал вполне официальные контакты с российской ФСБ. Потому мы спросили себя: могло ли случиться так, что его московский собеседник прихвастнул и из официальных бесед со своим немецким коллегой соорудил якобы агентурную связь?
Возможно, в договорах о воссоединении Германии были секретные договоренности, предусматривавшие отказ от взаимного шпионажа и определенный обмен информацией. Фёртч, как друг Бернда Шмидбауэра, государственного министра в Ведомстве федерального канцлера, осуществляющего координацию и надзор за деятельностью немецких спецслужб, был бы в таком случаем самым первым адресатом для такого обмена.
Но против обеих этих умозрительных моделей были многие сведения и улики. Прежде всего, Фёртч производил на нас впечатление человека, изо всех сил старавшегося скрыть произошедшее.
Мы рассмотрели и третий вариант – целенаправленную дезинформацию ФСБ с целью компрометации Фёртча. В этом случае тоже можно было рассмотреть две возможности. Либо его хотели очернить, чтобы нанести вред ему и БНД. В конце концов, мы тоже нанесли немалый ущерб Востоку благодаря нашим "кротам" вроде "Мюнхгаузена" или "Уленшпигеля". Или же ФСБ опасалась разоблачения своего агента Фёртча и пыталась предотвратить это специально подготовленными обвинениями, которые потом оказались бы лживыми. Этим методом российские разведывательные службы уже много раз успешно пользовались в прошлом.
Мы рассматривали проблему со всех сторон. Что нам нужно было делать? Просто не прислушиваться? Отводить глаза? Молчать? Я вовсе не хотел снова оказаться в роли гонца, приносящего плохую весть. Тут мне пришла в голову идея: во время следующей встречи "Рюбецаль" просто должен был надиктовать мне свои "показания" на диктофон.
Для этого 29 июня 1997 года я вылетел в Варшаву. Так как я прервал сотрудничество с Фредди, мои шефы выделили мне в помощь одного сотрудника из подотдела внутренней безопасности. С ним я встретился во Франкфурте. Оттуда мы полетели самолетом "Люфтганзы". Мы решили сначала действовать поодиночке, чтобы потом нам было легче помогать друг другу. Уже прибыв в Варшаву, я потерял коллегу. Зарегистрировавшись в отеле, я сел в холл и ждал его.
Вскоре мой новый партнер прибыл и отправился в бюро регистрации. Там возник шум и даже переполох. Он бегал от одного служащего гостиницы к другому и дико жестикулировал. Затем он вышел из отеля, взял такси и уехал. Через час он снова появился, очевидно, не замечая меня. Когда он один вошел в лифт, я зашел вслед за ним. – Что случилось? – спросил я. – Мне нужно в больницу. Я испугался. – Что, ради бога, произошло?
– У меня шумит в ушах, – ответил он. Возможно, я тогда выглядел так, как будто меня стукнули по затылку. – Шумит в ушах, у тебя шум в ушах? И поэтому тебе нужно в больницу? Ну да, логично. Я тоже бы так сделал. Всякий раз бегу к доктору, когда у меня шумит в ушах. Дверь открылась, и он исчез с карточкой, где был написан номер его комнаты. Я обалдел настолько, что забыл выйти из лифта. Шум в ушах, сказал он, шум в ушах…