- Петрушка любит хороших мальчиков.
Пес зарычал еще громче. Я видел, как заиграли его мускулы. Он явно готовился к прыжку, и местом его приземления точно был я. Я облизал пересохшие губы. Собака чуть заметно склонилась к земле, а потом прыгнула…
- Ааа! Я согласен! – в отчаянии закричал я, закрыв глаза и ожидая, что меня сейчас повалят на землю.
- Петрушка, фу! – рявкнула бабушка.
Прошло пару секунд, а ничего так и не случилось. Приоткрыв один глаз, я смог удостовериться, что опасность мне не грозила. Ротвейлер возбужденно носился по полю. Я перевел дух.
- А теперь, когда мы выяснили, что прыгать будут все, может, уже пойдем к самолету? – ласково улыбаясь, произнесла бабушка. Я покосился на нее. Суицидник был прав. Она - мать Сатаны.
Вслед за «Коленькой» мы подошли к самолету, где нас проинструктировали. Смысла я в этом не увидел, так как прыгать мы собирались с инструкторами, ну да ладно, мне какая разница? Может у них такая обязанность.
Когда я оказался внутри самолета, мне всучили специальный костюм и заставили переодеваться. С радостью сняв с себя вековую одежду, я натянул костюм, полностью закрывающий руки и ноги, а потом обул берцы, которые мне тоже выдали, и натянул на голову специальные очки. Потом меня всего обмотали различными креплениями и прицепили к инструктору. Мда… Все что мне сегодня надо - это чувствовать мужчину задом. Тьфу, это что за хрень мне в голову прилезла?
Я посмотрел на суицидника. У него инструктором была женщина, она, не слушая его возражения, помогла парню быстро переодеться и переобуться, а потом так же прицепила его к себе. Вот повезло же человеку. Тоже хочу женщину!
Через несколько минут самолет загудел и, разогнавшись, оторвался от земли. Всего экстремалов, решивших совершить прыжок, было пятеро. Трое из них были мы. Не густо. А мне вот что интересно, разве суициднику прыгать можно? Хотя, если разрешили… Но ведь и бабушка могла подсуетиться, сделать так, чтобы ему разрешили.
Минут через пятнадцать заговорил мой инструктор, объясняя, что и как я должен делать при падении. Я кивал головой, нервно сглатывая. Ой, мамочки, что-то мне страхово. Не хочу! Дайте мне выйти! Успокойся ты, сейчас уже выйдешь. Я тяжело задышал, когда инструктор сказал мне натянуть на голову специальную шапку. Ну все, сейчас это случится.
Спустя пару минут это действительно случилось. Инструкторы и прыгуны стали по одному подходить к открытой двери самолета и выпрыгивать. Я видел, как побледнело лицо суицидника, когда он оказался около выхода. Нет, оно посерело, кровь отхлынула даже от губ. Он секунду смотрел вниз, а потом его инструкторша подтолкнула его и они вывалились. Божечки… Мои ладони непроизвольно сжались в кулаки. В чем я провинился? За что все это мне?
Мой инструктор крикнул, чтобы я встал. На негнущихся ногах я подошел к двери самолета и глянул вниз. Облака. Я нахожусь выше облаков! И вы хотите, чтобы я после увиденного еще и прыгал? Нет! Ни в коем случае! Идите вы все нахуй! Но инструктор за моей спиной думал по-другому. Он оттолкнулся ногами и руками от самолета, и мы оказались в свободном падении. Я стиснул зубы, чтобы не закричать, но секунды через три меня резко дернуло назад. Подняв голову, я смог полюбоваться на парашют. Кажется, сегодня я останусь жив. После этой мысли я расслабился, и меня захлестнула эйфория. Это непередаваемые ощущения свободы, полета. Такое чувство, что я невесомый! И весь мир принадлежит мне! Восторг захлестнул меня с головой, и уже не сдерживаясь, я что-то прокричал. Как же это чудесно! Безумно страшно, но в тоже время так шикарно! Не хочу на землю! Хочу остаться в воздухе, продолжить вот так летать! И почему я человек?
Оказавшись на земле, я запрыгал на месте. Хотелось двигаться, хотелось поделиться эмоциями! Я увидел бабушку и ринулся к ней, но тут же остановился, глядя на сидящего на земле суицидника. Бабушка подошла к нему, протягивая руку, но он закричал на нее:
- Оставь меня в покое! – кажись, рявки у них наследственное. – Не подходите ко мне!
Она замерла на месте, обескуражено глядя на суицидника, а затем развернулась и пошла прочь. Он остался один. И чего это на него нашло? Не так уж и страшно было. Зачем кричать? Я покачал головой и уже собирался пойти вслед за бабушкой, как мой взгляд упал на руки суицидника. Он сжимал ладонь, вороша землю, и тут же разжимал ее, и вновь сжимал. Такое чувство, что он пытается успокоиться. Неожиданно он посмотрел в мою сторону.
- Ты можешь прикатить ко мне коляску? – я вздрогнул, когда заглянул в его потухшие глаза, но, несмотря на это, голос суицидника был ровным и спокойным.
- Да, сейчас, - кивнул я.
И опять он меня не поблагодарил, лишь едва заметно качнул головой. Он что умрет, если скажет «спасибо»? Возмущаясь, я дошел до коляски, прикатил ее к суициднику и, развернувшись, пошел к собравшейся толпе, что делилась впечатлениями. Чтоб я еще раз помог суициднику? Фиг вам! Пускай сам справляется!
- Ну все, мальчики. Рада с вами была повидаться, но мне пора возвращаться! – бабушка быстро чмокнула меня и суицидника в щеку.
- Вы уже уезжаете? – удивился я.
- Да. У меня столько дел! Эх, если бы можно было, я бы осталась еще на пару денечков! – она смахнула невидимые для меня слезы и еще раз поцеловала, а потом быстро влезла обратно в лимузин. Он тут же завелся и поехал.
Только мы вошли в дом, как мама, подскочив с дивана, словно пружина, подбежала к нам.
- Вы целы? Целы? Нигде ничего не болит? – она ощупывала то меня, то суицидника.
- Целы мы, целы, - ответил я.
- Что она с вами делала? – все не унималась мама.
- Ничего такого. Мы просто с парашютом прыгнули. Это было так потрясающе! Мама, ты должна будешь обязательно попробовать! – восторженного говорил я.
- С парашютом? – мама посмотрела на меня так, словно не совсем поняла, о чем я говорю, а потом резко побледнела и повернулась к Сене. – Боже, Сеня, ты в порядке?
- Да что ему будет? Мы же с инструкторами прыгали! – мама даже не посмотрела на меня.
- Сень, все хорошо?
- Я в порядке, - слегка улыбнувшись, проговорил суицидник.
- Тц! Да это даже не страшно было! Чего ты так к нему прицепилась? И вообще-то, могла поинтересоваться и у меня, как я себя чувствую. Или ты волнуешься об этом долбанном суициднике, потому что он твой кровный родственник, а я тебе никто? – зло проговорил я.
В доме повисла тишина. Мама, сидевшая на корточках перед суицидником, медленно поднялась и повернулась в мою сторону.
- Ты всегда будешь меня этим попрекать? – голос мамы был каким-то странным, отчужденным что ли.
- Чем? – не понял я.
- Тем, что не я тебя родила. Просто, если всегда, то я буду готова к тому, что ты в любой момент оттолкнешь меня.
У меня пересохло в горле. Черт, я ведь… Я не хотел этого говорить, просто рассердился, вот и сорвалось с языка. Надо что-то ответить, сказать, извиниться. Но, бля, я чувствую себя сейчас последней скотиной. Хочется убежать куда-нибудь, чтоб никто не нашел и переждать, пока будет не так стыдно.
- Прости меня, - прозвучало извинение, хотя я даже не открывал рот, все продолжая глядеть на маму. Я повернулся к суициднику. Он подъехал к маме и взял ее ладонь в свои. – У вас была устоявшаяся, счастливая жизнь, а тут появился я, и все полетело к чертям. Прости, я не хотел это рушить. Если у меня было куда пойти, то я обязательно ушел бы, потому что я тебя очень сильно люблю и ты последний человек, которому я хотел бы причинить боль, Эрика.
- Дурашка ты, Сеня, - голос мамы задрожал, и хоть она стояла с опущенной головой, я понял, что она плачет и, сделав шаг к ней, обнял, чувствуя одну ее руку у себя на спине, вторую продолжал сжимать суицидник. – Я люблю вас двоих. Одинаково. Вы оба мои сыновья, - почему-то мне показалось, что это она говорила мне. Только мне.
- Прости, - тихо прошептал я. – Я больше никогда. Обещаю.
Мама ничего не ответила, лишь кивнула, показывая, что услышала меня. И мы простояли так еще минут десять.
Я пожелал маме спокойной ночи и направился к себе в комнату. На первом этаже работал телевизор, то освещая гостиную, то погружая ее во мрак. Я остановился, взвешивая кое-что, а потом подошел к балкону и, упершись об перила, глянул вниз. Суицидник сидел за синим диваном, положив подбородок на его спинку, и глядел на экран.