«А все потому, что эти евреи вмешиваются в наши дела, которые их вовсе не касаются, — подумал внушительного вида господин в охотничьем костюме и высоких сапогах. — Сами во всем виноваты».
«Мюнхен, — подумал толстяк с массивной тростью, — акции пивоваренных заводов. Не повлияет ли эта история на их курс? Если он не поднимется выше, так я и останусь без автомобиля».
Двое молодых людей, склонившихся над газетой, прочтя эту новость, переглянулись и продолжали сидеть молча, взволнованные и расстроенные.
— Когда реакционная сволочь избивает рабочего, — высоким, прерывающимся голосом произнес молодой человек в плохоньком пиджаке, обращаясь к двум другим, — а это происходит чуть ли не каждый день, заголовков жирным шрифтом в газетах не найдешь.
Какой-то здоровенный детина в куртке враждебно поглядел на говорившего, раздумывая, не следует ли вмешаться, но поняв, что в этом вагоне он вряд ли найдет поддержку у большинства пассажиров, ограничился свирепым взглядом.
«Опять эта грязная политика», — подумал человек с огромным перстнем на пальце, на лице которого, точно маска, застыло выражение мужественности, и стал перелистывать газету, пока не нашел рецензию на вчерашнюю премьеру, где играл его товарищ.
— Я всегда говорил, — басистым голосом произнес еврейского вида господин, обращаясь к даме, — не нужно ездить на баварские курорты. Когда туристов там поубавится, эти субъекты сразу перестанут выкидывать такие фокусы.
— Если они и дальше будут выкидывать такие фокусы, — сокрушалась молодая женщина в очках, — цены на масло подскочат еще выше. Уже сейчас фунт стоит двадцать семь марок двадцать пфеннигов. К концу недели и так приходится давать Эмилю с собой на завтрак сухой хлеб.
«Не послать ли телеграмму с выражением сочувствия? — думал про себя бледный, аскетического вида господин в пенсне, с громадным, мешавшим его соседям портфелем. — Если не пошлю, скажут: «Вас вообще ничто не волнует». А если пошлю, и потом дело обернется скверно, эти деятели начнут ворчать».
— Ну и времена пошли! — сокрушалась какая-то нервная дама, через плечо соседа прочитав новость о покушении.
— Кого это казнили? — громко спросила ее полуглухая дряхлая старуха-мать.
— Доктора Гейера.
— Это не тот ли министр, который вызвал инфляцию? — кричала мамаша с другого конца вагона. Кто-то пытался ей объяснить, в чем дело, кто-то возмущенно требовал прекратить, наконец, шум.
— Значит, тот самый министр, — удовлетворенно констатировала глухая.
На каждой остановке люди выскакивали из вагона, быстрым шагом направлялись к выходу, торопясь к ужину, к девушке, к другу, в кино. Уже на лестнице, ведущей на улицу, они успевали забыть о газетной новости, и громкие, пронзительные крики продавцов газет: «Покушение на депутата Гейера!» — для этих куда-то спешивших людей звучали как нечто устаревшее и докучное.
2
Несколько попутных замечаний о правосудии
Экономка Агнесса провела Иоганну Крайн в спальню, где лежал больной адвокат Гейер. Тщетно стараясь говорить потише, экономка плаксивым голосом запричитала, что с доктором нет никакого сладу. Всего только второй день, как вернулся из больницы, а уж рад бы отослать сиделку и засесть за работу. Несмотря на запрет врача, он на сегодняшний вечер вызвал своего помощника, а на завтра — управляющего конторой. И с Иоганной наверняка собирается беседовать не только о предписанной ему диете.
Едва Иоганна вошла, Гейер отослал сиделку. Иоганна внимательно и сочувственно оглядела худое, бледное лицо адвоката. Теперь особенно четко обозначился его крупный череп, высокий лоб, впалые виски, тонкий, заострившийся нос. Голова была забинтована, щеки поросли рыжеватой щетиной, голубые глаза потускнели и казались больше обычного. Не успела сиделка выйти, как он исхудалой рукой нашарил очки, пользоваться которыми ему было запрещено. И как только он ими вооружился, так сразу же стал похож на прежнего энергичного Гейера.
О случившемся он говорил с подчеркнутым безразличием. Смеялся над бесконечными газетными вымыслами. Ведь покушение не повлекло за собой серьезных последствий. Сотрясение мозга уже почти не дает себя знать, рана над глазом не опасна. В худшем случае тазобедренный сустав станет менее подвижным.
Как только температура спала и он снова обрел способность мыслить трезво и ясно, он решил не принимать эту историю всерьез. Перебирая в уме все подробности, он приходил к выводу, что держался тогда достойно. Услышав на тихой, безлюдной улице позади себя торопливые шаги, он обернулся, и в краткий, но для него бесконечно долгий миг до удара уже понял, что сейчас его ранят — возможно, даже смертельно. В то мгновение он не ощутил страха, не струсил, сохранил хладнокровие перед лицом опасности. Он был доволен собой.