Выбрать главу

Андрей Шарый: А почему, как вы думаете, мы с вами в меньшинстве на своей родине?

Григорий Явлинский: Потому что не было такой традиции никогда. Никогда в России люди для себя государство не строили, не было такого опыта. Да и в Европе это случилось только после Второй мировой войны, кстати говоря. Я почему все время подчеркиваю – современная европейская цивилизация. В Америке такое было, когда-то они приехали туда и построили себе государство как свой инструмент. В этом штука всей конституции американской. Больше нигде такого не было, в Европе после войны начали строить государство по такому принципу. Когда каждый государственный институт – для человека. Невозможно себе представить, чтобы паспортистка работала не тогда, когда нужно тем, кто идет оформлять паспорт в ЖЭК, а тогда, когда ей удобно. Вот так и государство работает. А в России сейчас произошло еще одно очень интересное обстоятельство. Некая группа людей назвала государством себя, вообще поставила вопрос так: ты меня не любишь, значит, не любишь Россию.

Андрей Шарый: Мы их назовем как? Коллективный Путин?

Григорий Явлинский: Пожалуйста, назовите. Конечно, это его администрация – это уж точно. Как, ты можешь спорить? Значит ты против России. Потому что Россия – это я. Хотя на самом деле эти люди государство никак не представляют, они вообще никем не избраны, но они все захватили и сказали, что это мы, и мы должны придумать идеологию, мы должны придумывать концепцию развития, мы должны придумывать концепцию жизни. Это все нам принадлежит, это все мы. И отношение к себе они рассматривают как отношение к государству. Государственник – это тот, кто его любит. А который его не любит, тот, значит, антигосударственный элемент. И это прямое следствие той самой концепции, когда есть две сущности. Тут есть только одна штука. Такая концепция, как я понимаю, была до 1917 года, самодержавие в этом и заключалось. Но там, правда, царь был помазанник Божий. Там идея была в том, что он Господом назначен руководить всем, и в этом смысле он есть государство российское. А здесь – неувязочка.

Беседа девятая
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР НАРОДА И ВЛАСТИ В РОССИИ

Андрей Шарый: Как бы вы охарактеризовали суть нынешнего общественного договора между российским народом и российской властью и того, каким бы вы хотели видеть этот общественный договор?

Григорий Явлинский: Был общественный договор, который сложился при большевиках. Смысл при большевиках общественного договора был такой: вы делайте, что я вам скажу – или я вас застрелю. А если вы будете делать, что я скажу, то я о вас позабочусь. Ну, как позабочусь? Как смогу, так позабочусь. Какая-нибудь квартира у вас будет, одежда, посмотрим. В общем, позабочусь, и все. То есть я о вас позабочусь в любом случае. Если вы не будете делать, я вас застрелю, если вы будете делать, то я буду вас кормить и содержать. Такой общественный договор был все время. Он был жестче, был мягче, но он был. А сейчас, я думаю, общественный договор такой: вы, люди, нам не мешайте и делайте вообще-то, что хотите, только в наши дела не вмешивайтесь. Вы сами по себе, а мы сами по себе. Будете мешать – будет очень плохо. Любить нас не надо, мы вас не просим, но и мешать нам не надо.

Андрей Шарый: Вы говорите почти в юмористическом ключе...

Григорий Явлинский: Какой тут юмористический ключ? Я могу сказать немножко иначе: тоталитарная система – это система, при которой гражданин должен быть полностью подчинен и, более того, как вы помните, эта система добивалась вашей любви, вашего признания. Авторитарная система не добивается вашей любви и вашего признания. Она добивается от вас только одного – чтобы вы не вмешивались в ее дела, а на самом деле – в свои. Чтобы вы не спрашивали, куда деваются природные ресурсы вашей страны, как они распределяются, как решаются вопросы бюджета, как вообще все это решается. То есть государство – это отчужденная от вас вещь. Оно уже теперь в авторитарной системе не требует вашей любви, преклонения и так далее, но оно не позволяет вам в него влезать, заглядывать, им заниматься. Вот это есть общественный договор. Ты живи, как можешь, а я буду жить, как я могу. Прорвешься во власть, будешь жить вместе со мной, не прорвешься – будешь жить на том месте, где находишься. Вряд ли это является договором, но это является просто фактом жизни, так жизнь организована.