И потом, ее тело. Такое любимое, холимое, лелеемое. Оно, значит, останется здесь? Будет лежать в отключке? Как бедняга Сырцов в коме лежал. Но у Сырцова мамочка самоотверженная рядом была, которая с ним, бесчувственным, беседовала, и врачебный процесс организовывала, и медсестер стимулировала. И, наверное, помогала сестричкам и нянечкам подмывать‑переворачивать‑массажировать. А у Варвары мамочки больше нет. А станет ли Данилов за бренной Вариной оболочкой столь же самоотверженно ухаживать? Он ее, конечно, любит и, наверное, не бросит. Но мужик — он и есть мужик. Для сильного пола ежедневное, кропотливое попечение — ноша неподъемная, труднопереносимая. Спихнет Алеша заботу о ней на какую‑нибудь сиделку — а нянечки‑медсестры, ясное дело, — не свое, сколько им ни плати, все равно будут без души выполнять свои обязанности, без сердца.
Нет! Она как представила себя распростертой на койке, подключенной к искусственной вентиляции легких, так вздрогнула. «Не хочу я этого и не пойду на это никогда! Ни за какие коврижки! Пусть Марголин, флаг ему в руки, хлопочет, набирает добровольцев для испытания препарата. А может, Корюкин с Рябчинским и вовсе пошутили? И в пробирках — не что иное, как подкрашенный физраствор?»
Стюардессы разнесли ужин. До рассвета и до Москвы еще оставалось часа четыре полета, внизу расстилалась белая мгла Канады и Гренландии и черная мгла Атлантического океана — и так на многие сотни и сотни километров. Ни огонька, ни парохода, ни иного человечьего следа. Непознанная, неизвестная Земля.
И непознанные, неизвестные — мы на ней.
* * *
Когда Варя наконец увидела Алешу — в зале прилета Шереметьево, немного заспанного, с тюльпанами в одной руке и картонной чашечкой кофе в другой, — она прямо чуть не прыгнула ему на руки, чуть не задушила его в объятиях!
— Как я соскучилась!
— Тебя меньше недели не было.
— Так ты, значит, по мне не скучал?!
— Самую капельку.
— Но на работу сегодня не пошел, чтобы меня встретить?
— Ку‑ку! Сегодня воскресенье! Ты совсем там, в Америке, счет времени потеряла!
— Да, именно счет времени, — вздохнула она. — И именно потеряла. — Глубокомысленной показалась это обмолвка ничего не ведающего Алеши.
— А что? — чутко спросил Алексей. — И что ты такое везешь? Пробы воды из Ниагарского водопада?
— Попросили передать в Москву кое‑какие анализы.
Их разговор продолжался в машине — в джипе Данилова, что нес их по неторопливому, воскресному, утреннему Международному шоссе.
— Где твой телефон? — спросила Варя.
— Держи.
Она отключила его аппарат, вытащила батарейку. Ту же операцию совершила со своим.
— Опять будешь выдавать военные и государственные тайны? — улыбнулся Данилов.
— Ох, взгреют меня однажды по первое число! Как и за то, что я с тобой вообще по жизни связалась!
— Ты не волнуйся, я могила. Как говорится, никому ни слова, даже в бреду или под пытками.
Пусть она никуда не годный офицер и оперработник, но Кононова не могла держать в себе столь необычные сведения, которые получила от бывших наших соотечественников в Америке! Впрочем, не без умысла — Алексей всегда посоветует, как быть, что делать, как преподнести новость начальству.
Однако он выслушал ее и тоже, как и она в первый момент, был ошеломлен. (А она уже, кажется, стала привыкать.) Данилов в итоге ничего путного не сказал, кроме: «Звучит настолько невероятно, что если бы рассказала не ты, ни за что бы не поверил».
Дома они положили пробирки в сейф, оставшийся от отца‑генерала. Алексей накормил Варю завтраком, а после… После они, конечно, заснули.
И Данилову опять явился сон — как продолжение предыдущего, кордубцевского. Ни разу видения с тех пор его не беспокоили — с того дня, как он Варваре открылся. А вот теперь — поди ж ты. Только в этот раз кошмар оказался не длинным, протяженным, как предыдущий, когда он отправлялся в Мытищи и знакомился с Кордубцевым — вернее, с тем, кем он станет. В этот раз было коротко — небольшой эпизод, малая греза. Однако ощущение сон оставил такое тягостное, что Данилов немедленно проснулся — лишь бы отогнать его.
Варя спала рядом. Неслышно — красивая, разрозовевшаяся, со спутанными волосами.
Алексей встал, вышел в гостиную. Ключи от сейфа свободно лежали в верхнем ящике старого, еще генеральского письменного стола. Он открыл его. Открыл и контейнер. Задумчиво посмотрел на пробирки с жидкостью цвета виски. Погладил их. Ему показалось, что все, что рассказали Варе олигарх и ученый, правда.