Ждать — неизвестно чего. Во‑первых, я мог ошибиться и совершенно неправильно определить место жительства секретного академика — мемориальной таблички ведь нынче нет. Во‑вторых, он запросто, раз на производстве такая горячка, мог заночевать прямо у себя в кабинете (мемуаристы описывают подобные случаи). В‑третьих, Королев мог оказаться на полигоне. Хотя туда он приезжал обычно за три‑четыре дня до старта. А первая собачка должна полететь, если я не ошибаюсь, числа четвертого ноября. Будем надеяться, что он все‑таки тут.
Невзирая на полусекретный, режимный статус города, где я пребывал, присутствие совершенно постороннего человека в подъезде того дома, что предназначен для высшего руководства особого конструкторского бюро, повышенного внимания не вызвало. Раз мимо проследовала в квартиру на третьем этаже задумчивая тетка и даже ни о чем меня не спросила. Второй раз пробежали две десятиклассницы с комсомольскими значками под пальто нараспашку — и лишь стрельнули в меня своими юными глазками.
На улице давно стемнело, но на тротуаре напротив зажегся фонарь, который давал достаточно освещенности, чтобы разглядеть подходящих и подъезжающих к окрестным домам людей.
Я не ужинал, поэтому под ложечкой у меня капитально подсасывало. Время перевалило за одиннадцать, и я подумал, что еще немного, и я опоздаю на последнюю электричку. Значит, вряд ли чего‑нибудь дождусь, и мне придется приезжать сюда еще раз. И тут вдруг возле соседнего дома тормознул тяжеловесный «ЗиС». «ЗиС» была правительственная машина. Простые смертные на ней не ездили. И сюда на ней в принципе мог подъехать только один человек. Поэтому, не медля ни минуты, я бросился вниз по лестнице. Значит, я все‑таки неправильно вспомнил дом, промелькнуло у меня, и он проживает в соседнем.
Я выскочил из подъезда в тот самый момент, когда мой объект вылез из машины — дверцу ему открывал и придерживал молодой человек, очень похожий на того типа, что сканировал меня на выходе с платформы Подлипки — наверняка прикрепленный сотрудник. А Королев — в кожаном плаще внакидку, головастый, коренастый, плотный, невысокого роста и почти без шеи, с головой, словно бы вросшей в плечи, — стремительной своей походкой зашагал к своему подъезду. Я, разумеется, знал его в лицо по сотням портретов, скульптур и памятников. Прикрепленный сотрудник еле успевал за ним и оказался, противно уставу, на пару шагов позади него. Главный конструктор уходил — а меня с ним разделяло еще шагов семь‑восемь. Поэтому я крикнул:
— Сергей Павлович!
Он сердито повернул голову и чуть замедлил свой бег. Он имел право гневаться: во‑первых, откуда это я знаю секретного конструктора по имени‑отчеству? А во‑вторых, с какой стати бросаюсь вдруг наперерез даже не на предприятии, что тоже было крайне не комильфо, а на улице, в двух шагах от дома? Наверняка он принял меня в первый момент за какого‑нибудь юного сотрудника своего же предприятия, который доведен до отчаяния квартирным вопросом или каким‑нибудь бюрократом и явился искать у первого лица высшей справедливости. Прикрепленный сотрудник грамотно перекрыл своим телом зону обстрела и сунул руку в карман.
Я сократил расстояние между нами шагов до трех и проговорил:
— Сергей Павлович, прошу вас! Несколько слов тет‑а‑тет. Это очень, очень важно. — И тут я произнес фразу, которую готовил и обдумывал весь этот вечер на подоконнике в чужом доме на улице Коминтерна. — Дело касается тяжелого спутника и программы полета человека.
Лицо Королева дернулось и нахмурилось. Я его зацепил. Вряд ли он знал в лицо всех сотрудников своего КБ — их у него работали тысячи, если не десятки тысяч, однако секретность там была совершенной. Люди в соседних комнатах не знали, чем занимается коллега, который трудится за стенкой. И тех, кто разрабатывал тяжелый спутник, равно как и тех, кто готовил первый полет человека (а его уже начинали готовить), Сергей Павлович наверняка в лицо знал всех. И я к их числу не принадлежал.
— Ну?! — грозно проговорил он.
— Только пусть он отойдет, — я указал на телохранителя.
— Иди покури, — коротко скомандовал Королев.
— Но Сергей Павлович! — завозражал тот.
— Иди, — проговорил главный конструктор тоном, которого трудно было ослушаться.
И прикрепленный сотрудник слинял.
— Сергей Павлович, — начал я, — не спрашивайте, почему и как, и не считайте меня сумасшедшим или шпионом, но мне ведомы очень многие вещи из вашей биографии — как из прошлого, так и из будущего. — Лицо главного конструктора дрогнуло, и он явно решил, что перед ним натуральный псих, и готов был через секунду позвать своего охранника. Я зачастил: — К примеру, у вас после допросов в НКВД дважды сломана челюсть. А после зимовки в ГУЛАГе на Колыме недостает четырнадцати зубов.