— Это была настоящая исповедь… Он не чувствовал в себе больше сил жить, когда на его совести были все эти трупы… и потом, в эту рану на руке попало заражение… Он так быстро прыгнул в воду, что я даже не успел пошевелиться!
— И вы даже не попытались, чтобы…
— Нет.
— Я думала, что он был вашим другом.
— Вот именно, Перрина, я бы не выдержал, чтобы в одно прекрасное утро его отправили на гильотину… и потом, такой позор для вас… для Пимпренетты… Я считаю, что правильно поступил, Перрина.
Она помедлила минуту, прежде чем сказать:
— Я тоже так считаю.
— Для всех — мы вернулись вместе, он и я, потом вы нас задержали, чтобы взять что-то… а потом он снова вышел, после моего ухода… Вы сообщите в полицию послезавтра…
— Послезавтра…
— Возможно, его найдут… возможно, не найдут…
— Ну, а как же драгоценности?
— Я постараюсь, чтобы полиция нашла их где-нибудь в другом месте, а не у вас дома… Ну, успокойтесь, Перрина… Это тяжелый момент… На Дьедонне нашло какое-то помутнение… Теперь вы будете с нами… вы будете членом нашей семьи…
— Элуа… эта девушка… Эмма… он собирался уехать с ней?
— Не думайте об этом больше, Перрина… Мертвым нужно прощать… всем мертвым.
Она покачала головой, упорствуя в том, что ее горе остается с ней.
— Я его никогда не прощу за то, что он хотел меня бросить.
Маспи спустился по Монте-дез-Аккуль, убеждая себя в том, что каждому определена своя доля страданий. То, что ее муж был убийцей, вором, конечно, произвело на Перрину впечатление, но то, что он ее обманывал, — это ее потрясло… Несчастная!
По правде говоря, никому и не приходило в голову искать Дьедонне Адоля, когда его жена сообщила в полицию об его исчезновении. Перрину заверили, что начнут расследование и будут держать ее в курсе. Ее отпустили, и память о Дьедонне потонула в глубинах бумажных дел более надежно, чем его тело в морских водах.
Самым озабоченным в этой истории был Маспи Великий, решивший не расставаться с поясом, в котором носил драгоценности Итальянца. Со всевозрастающей с каждым часом тревогой он задавался вопросом, как сможет отнести свою ношу в полицию, чтобы не скомпрометировать себя, чтобы его не заподозрили в убийстве Ланчиано. Он постоянно думал о том, что если его арестуют по какому-нибудь поводу и обнаружат на нем целое состояние, его будущее окажется весьма и весьма мрачным.
Спасение пришло к Элуа неожиданно в облике Тони Салисето, который после исчезновения его помощников слонялся как неприкаянный. Встретив Маспи, он предложил ему пропустить по стаканчику. Тони нужен был слушатель, которому он мог бы поведать о своих несчастьях. Догадка озарила Элуа, когда Тони заговорил о Боканьяно.
— Славный парень, Луи… преданный… верный… Какая идиотская идея пришла в голову твоему отцу взять с собой ружье! Он убил моего единственного помощника, которого я очень любил… Заметь, что я не желаю плохого старику, но тем не менее… такой конец не для Луи… Он заслуживал лучшего!
— Гильотины?
— Не шути с мертвыми, Маспи! Это не принесет тебе счастья!
— Он жил вместе с тобой, этот Боканьяно?
— Нет… Он снимал комнату на улице Маринян, дом 254… Но появлялся там не часто… Это было своего рода убежище, где он отдыхал время от времени…
— У него были родственники?
— Нет… Я был его единственным родственником, если так можно сказать…
Квартирная хозяйка Боканьяно встретила весьма прохладно Маспи Великого, который попросил разрешения осмотреть комнату умершего.
— Вы его родственник?
— Его кузен. Я приехал прямо из Аяччо. Он вам заплатил за комнату?
— До следующей недели, но было бы неплохо, если бы вы ее освободили.
Элуа достал несколько тысячных банкнот.
— Это за беспокойство.
Добрая женщина вся расплылась от улыбки, мышцы ее лица пришли в движение, выражая признательность.
— Так приятно встретить понимающих людей…
— Вы позволите мне хотя бы мельком взглянуть, где он жил, мой бедный кузен?
Она хотела его проводить. Он остановил ее мягким движением руки с прискорбным выражением лица.
— Я хочу собраться с мыслями… Мы вместе воспитывались…
Хозяйка вышла, потрясенная:
— Я… я понимаю… Извините меня…
Маспи оставался в комнате Корсиканца всего лишь несколько минут. Когда он спустился вниз, то чувствовал себя немного легче, но перед хозяйкой предстал с серьезным лицом человека, у которого только что была возможность поразмышлять над смертью и суетностью человеческого существования.