Именно Гогу (Георгия Крутикова) упоминает Усто Мумин в 1948 году, когда отчитывается перед коллегами о своей эпопее художника, ее начале: как они вместе с Гогой выехали из Воронежа в Москву, чтобы учиться в мастерской Павла Кузнецова, но по дороге раздумали и решили поступать к Казимиру Малевичу[91].
И наконец, здесь же, в дневнике Ольги Бессарабовой, упоминается Александр Николаев (а он не мог не быть упомянут: он ходил теми же тропами в то же самое время, что и Бессарабовы; у Бориса был одноклассник Вася Николаев[92]; в личном деле НКВД на А. В. Николаева есть запись об одном из братьев А. В. Николаева — Василии Николаеве; однако упомянутый Бессарабовой Вася Николаев, возможно, родственник нашего героя, но не близкий, так как далее, в одной из поденных записей Бессарабовой, есть упоминание о гибели Васи Николаева). Но вернусь к упоминанию об Александре:
«2 июня. 1919 г. <…> Александр Николаев: „Я разлюбил женственно красивых мужчин. Мне нравятся сильные и загорелые“. Готовится к выставке. Не сойдет ли он с ума, бедняга?»[93]
Усто Мумин. Степан Борисович Веселовский. 1943
Частное собрание, Москва
Эти слова о художественных вкусах-приоритетах, сказанные самим Николаевым, проливают свет на последующие его пристрастия к выбранной натуре: красивым мальчикам, танцорам-бачам, «сильным и загорелым». Фраза «Не сойдет ли он с ума, бедняга?», скорее всего, говорит о Николаеве как о непохожем на окружающих, возбужденных ломкой жизни, каким, например, предстает на страницах дневника Борис Бессарабов.
Уже в 1919 году Николаев имел достаточно художественных работ, чтобы выставляться, однако, по словам Добромирова, ничего с той поры не сохранилось — уничтожено войной.
Николаев знакомится с художником-декоратором театра Вячеславом Ивановым{15}, поступает на службу помощником декоратора — и так входит в современное искусство.
«В 1919 г. я встретил в г. Воронеже художника Московского свободного театра Вячеслава Иванова, который увлек меня театрально-декоративным искусством. С его помощью я был направлен в Москву во 2-е Государственные художественные мастерские к Малевичу…»[94]
Из воспоминаний Николаева 1948 года:
«В тот год (1918–19) приехавший художник Московского художественного театра Вячеслав Иванов покорил наши сердца блистательными своими постановками. Я принес ему объемную папку своих рисунков с натуры и робких композиций. Вячеслав Васильевич очень весело их забраковал, но предложил мне поработать у него в качестве пом. декоратора. Я с восторгом стал помогать Иванову, и надо сказать правду — производственная работа в театре у хорошего художника, прекрасного человека и интересного педагога пригодилась мне на всю дальнейшую мою жизнь.
Рассказы о Москве, о левом искусстве, чтение хором Маяковского, Василия Каменского возбуждали у нас, молодых художников, страстное желание уехать в центр. „В Москву, в Москву“, — только и бредили мы, как чеховские три сестры»[95].
В 1919 году Николаев едет на учебу в Москву, в СВОМАС[96] (или, как везде указывает сам Николаев, «2-е государственные свободные художественные мастерские»), где одним из преподавателей был Казимир Малевич. Здесь Николаев вступил сочувствующим в ячейку РКП(б), вскоре был мобилизован в Красную армию: в должности ротного политрука короткое время служил в 6-й Рязанской стрелковой дивизии, дислоцированной в Скопине, в 1920 году был демобилизован (в боях не участвовал).
Спустя почти 30 лет Николаев так вспоминает об этом событии своей жизни:
«С благословения Вячеслава Иванова я выехал в Москву с Георгием Крутиковым для поступления в мастерскую П. Кузнецова, но уже в дороге мы решили с ним поступать только к К. Малевичу, казавшемуся нам самым передовым, самым революционным художником.
Москва поглотила наивных провинциалов, оглушила нас шумом и лязгом, кричащими плакатами, динамикой жизни. Наша мечта сбылась — мы попали к Малевичу. И с этого момента началась быстрая деформация всех наших представлений и убеждений. Малевич разработал сложную теорию о разложении живописи. Его аналитический метод живописи, начиная с последних импрессионистов, начиная с Сезанна, через 8 моментов кубизма, через футуризм к супрематизму — к беспредметной живописи, к черному квадрату, символическому образу смерти живописи. Мы внимательно слушали мудрствования нашего учителя. Мы слушали его, развесив уши, не видя и не понимая, к чему он нас ведет. Где вся эта плеяда беспредметников? Где Сенькин, Кудряшов, Завьялов, Суетин, Шапиро, Мейерзон и другие?
92
Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой… С. 270, 779.
96
Петроградские государственные свободные художественные мастерские (СВОМАС, ПГСXМ, ПЕГОСXУМ) были открыты 10 октября 1918 года на базе Высшего художественного училища живописи, скульптуры и архитектуры (ВXУ); в 1919–1921 годы «Свободные мастерские». Располагались в зданиях Академии художеств. В СВОМАС принимались все желающие, свободно выбиравшие себе руководителей.