Так было незадолго до того, как Бурбон отправился в свой вояж по соседним участкам. А спустя пару часов (точно котенок не знал, измерителем времени не располагая), погода резко изменилась.
Да, вначале эти изменения Бурбона даже порадовали. Наползли тучи, скрывая солнце, поднялся ветер, отчего стало свежее. И легче для любого, кто даже в жару по воле матери-природы вынужден ходить в шубе, не имея возможности (в отличие от человеков) ни разоблачиться, ни одеться полегче.
Затем, однако, ветер усилился, поднимая пыль — норовя сыпануть ею в глаза и сбить с ног. Ну или с лапок, что тоже у него неплохо выходило, коль весу в обладателе вышеназванных лапок было всего ничего.
Бурбон попытался было укрыться от ветра среди кустов. Но убедился в ненадежности такого укрытия, едва за ветром последовала другая ипостась непогоды. Самая страшная.
Оглушительно громыхнуло, будто с неба на землю рухнуло что-то невидимое, но непредставимо огромное. Напуганный и оглушенный этим грохотом, Бурбон аж весь приник к земле, прижимая уши. А потом полил дождь. Нет, ливень. Потоки воды прямиком с небес. Потоки, рядом с которыми водяные пистолеты человеческих детенышей-безобразников казались забавным пустячком.
Мгновенно намокнув и замерзнув, не помня себя от ужаса, Бурбон кинулся наутек. Не на дачу своих человеков. О них он в тот момент даже не вспомнил. Как не смог бы, наверное, вспомнить и обратную дорогу. Нет, котенок просто несся через дождь, не разбирая дороги. Словно от самой стихии разгулявшейся пытался удрать. Но ливень настигал повсюду.
Мелькали за стеной дождя, буквально топившего Бурбона, темные тени здешних приземистых построек, кусты (мокрые!), заборы, замедлявшие бег.
Пару раз котенка облаивали собаки, которые тоже боялись ливня и прятались от него в будках. Но при этом все равно не забывали о своем долге, как сторожей.
Временами Бурбон задевал на ходу за кусты, и те, словно в отместку, обрушивали на него дополнительные потоки воды — со своих промокших листьев. И тем еще больше усугубляли плачевное состояние котенка.
А вот чего не хватало, так это добрых отзывчивых человеков. Готовых выйти к Бурбону и укрыть его, маленького, беспомощного и промокшего, от непогоды. Обогреть, обсушить.
Но увы: человеки, даже добрые и отзывчивые, видно, сами боялись попасть под такой дождище. И потому предпочитали сидеть по своим домикам, носу наружу не высовывая. Судьба бедного котенка их волновала в последнюю очередь. Если волновала вообще.
В конце концов, впрочем, удача улыбнулась Бурбону. Воплотившись в навес для дров — достаточно широкий, чтобы котенок мог полностью укрыться под ним, и вполне цельный, чтобы и дрова, и несчастный маленький беглец были под ним недосягаемы для самого обильного из дождей.
Там-то, под навесом, Бурбон переждал грозу. После чего, обсохнув и основательно себя вылизав, отправился искать дорогу домой.
Нескольких шагов по влажной земле и мокрой траве ему, однако, хватило, чтобы понять: он заблудился. Просто не знал, куда идти, и даже не представлял, в какой стороне дача его человеков находится.
Побродив по окрестностям, то призывно, то отчаянно мяукая, Бурбон добился лишь того, что какая-то старушка вылезла из своей покосившейся, хозяйке под стать, хибарки, да налила котенку блюдечко молока. На большее (например, пустить грязного, взъерошенного и продрогшего малыша на порог) ее жалости уже не хватило.
Вылакав блюдечко досуха и еще немного походив по ближайшим участкам — почти сплошь оказавшимся покинутыми — Бурбон в итоге смог забраться на чердак какого-то сарая. Где и переночевал.
А с рассветом, грязный и голодный, отправился на поиски своей дачи. Вот так до сих пор и ходил безрезультатно — уже второй день. Пока не встретил Бандита.
3. Вместе
— Ну вот… в общем-то и все, — подвел черту под своим рассказом Бурбон и замолчал в ожидании.
Ни дать ни взять, школьник, только что закончивший отвечать по домашнему заданию и ждущий, как оценит его ответы учитель.
Бандит мельком, но успел поразиться этой, неведомо откуда взявшейся ассоциации: «Какой школьник? Да когда я хоть раз в школу заглядывал? Что вообще там делать коту?» Но поскольку время свое ценил, долго над этим размышлять себе не позволил. Поскорее к делу предпочел перейти.