— Если спасителем будет не Беллатрикс или Фенрир, то процентов 90.
— Видимо, нашего мистера Икс такой расклад устраивает.
— Да. А почему он не устраивает тебя? Предоставь делу идти своим чередом. Мистер Икс усыновит Поттера, получит свой артефакт и угомонится.
Кингсли недоверчиво уставился на меня:
— Человек, который не остановился перед убийством и, вероятно, шантажом — а Андромеду запугать не так-то просто, — обретёт полную и законную власть над Гарри. Вот только не говори, что тебе наплевать.
Я скорчил гримасу, долженствовавшую подтвердить, что наплевать совершенно. Получилось плохо. Я вздохнул и подтвердил:
— Не наплевать. Почему именно я, а не, скажем, Минерва? Чтобы придурок Джеймс в гробу перевернулся?
— Потому что я знаю, что ты достаточно опытен и силен, чтобы защитить мальчика и не стать следующей жертвой, — уверенно проговорил Шеклболт.
Я хмыкнул.
— Комплимент от члена Ордена Феникса, надо же! Ради этого стоило полгода приучать организм к змеиному яду, ощущая себя жертвой маггловской химиотерапии, — я невольно содрогнулся, вспомнив регулярные судорожные объятия с сантехникой в самых различных уголках школы: время поджимало, приходилось на свой страх и риск превышать дозы. А что делать: хочешь жить — терпи, милый, и не жалуйся.
— Жертвой чего? — не понял Кингсли.
Я состроил мину «кругом одни невежды» и пояснил:
— Насыщения организма лекарственными препаратами, убивающими злокачественные клетки и, заодно, приличную часть нормальных.
Министр поежился.
— Так ты знал?..
Я пожал плечами.
— Предполагал с большой долей вероятности. Вряд ли Лорд рискнул бы затеять дуэль с человеком, которого он считал хозяином Старшей палочки. Поручать кому-то — бессмысленно, выход один — Нагайна. Простая логика.
— А о Дарах Смерти откуда?
— А читать умеет только Грейнджер? С мантией-невидимкой Поттера я познакомился, когда трое бойскаутов еще не родились, так что времени для размышления было достаточно. И палочка Дамблдора достаточно часто мелькала у меня перед глазами, чтобы в результате сложить два и два.
Шеклболт смотрел на меня со странной смесью ужаса и уважения. Я начал раздражаться.
— Перейдем уже к делу или далее требуется подробно описать, что ощущаешь, когда здоровенное ядовитое пресмыкающееся ломает тебе грудную клетку и пытается отгрызть голову?
Опустив глаза, Кингсли побарабанил пальцами по столу.
— Я не думал, что ты знал...
Я разозлился уже всерьез.
— Что ты заладил: «знал — не знал»! Не надо делать из меня героя. Я был солдатом, и я выполнял приказ. Или я должен был сбежать, как только запахло жареным, и пустить книззлу под хвост всю многолетнюю работу? Ты тоже в штабе не отсиживался, насколько я помню. Всё, закрыли тему. Лучше скажи мне, почему все-таки ты сам не возьмешь на себя честь защищать Гарри Поттера? Как боевик ты сильнее меня, да и умом вроде не обижен. Про газетную шумиху и политическую репутацию я уже слышал — ерунда. Назовешь настоящую причину — обещаю подумать.
Молчание затянулось. Я уж было подумал, что Министр, спасаясь от мук совести, сам на себя наложил Силенцио, как он тихо проговорил:
— Я бы сам, но я... я не могу, — и продолжил почти шепотом: — Не имею права тебя просить, но прошу: помоги мальчику, не бросай. Он не заслужил, чтобы ему вот так, походя, сломали жизнь. А я... Свадьба у меня через неделю, понимаешь.
О как. Несгибаемый бывший Главный аврор признается в том, что наложил в штаны. Неохота помирать после победы, Кингсли? Понимаю. А мне как неохота, я-то знаю уже, как оно — помирать. Больно, страшно и обидно. Зато плакать по мне некому.
Старательно держа спину — словно меч Гриффиндора заглотил по самую гарду, — я поднялся.
— Я все понял. Согласен. Ограничения с палочки сними.
Шеклболт уперся глазами в стол и посерел. Краснеют они так, что ли, чернокожие? Или бледнеют?
— Не могу, Северус. Прости, не могу. Хочешь, дам запасную, из резерва?
Ага, с жучком-следилкой. А потом — применение Непростительных и здравствуй, Азкабан, давно не виделись.
— Спасибо, обойдусь. Тогда хоть сову пошли, если зашевелится кто из моей старой компании, не сочти за труд.
— Да, конечно, — выражение лица (или морды?) побитой собаки у Шеклболта получается даже лучше, чем у покойного Люпина, ей-Мерлин!
Я развернулся — эх, тяжеловата мантия с набитыми карманами, не взовьется, как надо — и пошел к двери.
— Удачи, — в спину, тихо.