Я встала с постели. Оделась, а порванную рубашку раздраженно швырнула в камин. Потом застелила постель и, все еще находясь в самом прескверном настроении, вышла из комнаты, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Значит, ушел. Вот так просто, после этой ночи, что мы провели вместе, не сказав мне ни слова! Я была в бешенстве. Войдя в зал, увидела, что стол уже накрыт. Хаки сидел рядом с бабушкой и болтал ногами.
— Мама, ты опаздываешь, — сказал он, немного не выговаривая шипящие звуки.
Кивнув, я села за стол.
— На твоем месте я бы, не раздумывая, уже бежала бы за ним, — сказала Рунгерд.
Я сразу поняла, о ком она говорит, и пожала плечами, изображая крайнее равнодушие, хотя и знала, что Рунгерд этим не обманешь.
— Нет, — сказала я твердо, — Я не побегу.
— Ну и дура, — в голосе ведьмы чувствовалось откровенное разочарование.
Я с усердием принялась за еду, про себя проклиная Бьерна за то, что вновь появился в моей жизни и нарушил ее спокойное течение, разбередив все то, что я уже почти сумела забыть. Скалли, присутствующий за столом, только посмотрел на меня, потом на хозяйку и улыбнулся в усы.
В начале осени я заметила очевидные перемены, происходившие с Рунгерд. Раньше активная и жизнерадостная, она начала уставать, больше времени проводила в постели. По утрам была часто не в духе из-за плохого самочувствия и постоянного головокружения. Мы со Скалли начали подозревать неладное, а когда однажды утром нашли ее лежащей без чувств во дворе, прямо на холодном льду, то поняли насколько все серьезно. Я не знаю, что она там делала ранним утром, но когда мы перенесли ее в ее комнату, она была холодна как лед и я сделала выводы, что пролежала женщина на снегу довольно долго. Я переодела ее и растерла все тело. Когда Рунгерд пришла в себя, то первым делом попыталась встать, но я, запретив, покачала головой.
— Что с тобой? — спросила я, присаживаясь на край ее постели.
— Наверное, старость, — сказала ведьма шутливо. Я нахмурилась и отругала ее за глупые слова. Вошедшая рабыня принесла горячего травяного отвара, и я почти заставила Рунгерд выпить его, а затем, укутав, велела весь день провести в постели. Я провела почти все время до ужина с ней. Маленького Хаки не пускали к бабушке, боясь, что он может заразится, и как оказалось, не напрасно. На следующее утро, проснувшись на лавке рядом с хозяйкой дома, я увидела, что ее лицо горит. Вскочив на ноги, я быстрее послала за рабыней, умевшей лечить, а пока за ней ходили, я положила руку на лоб Рунгерд — она горела. Видно, время, проведенное ею в бессознательном состоянии на снегу дало осложнение. Когда пришла рабыня, то первым делом она прощупала пульс хозяйки, потом велела принести деревянную лохань, наполненную снегом.
— Надо сбить температуру, — объяснила она.
Пока принесли то, что она просила, я стала отпаивать Рунгерд чаем. Ей надо было пить как можно больше. Высокая температура забирала из организма всю жидкость. Пока рабыни раздевали свою хозяйку, чтобы перенести ее в лохань, я сидела на лавке и, обхватив руками голову, смотрела на красную от жара Рунгерд и молча проклинала судьбу, которая, отняв у меня мой целительный дар теперь отнимает всех моих близких людей, кого я когда либо любила. Сначала Хаки, теперь Рунгерд. Если бы у меня была прежняя сила, мой муж был бы жив, и я могла бы помочь Рунгерд. А так, сижу и только беспомощно смотрю на попытки других сделать то, что когда-то для меня было смыслом жизни.
В комнату постучали. Дверь приоткрылась, и маленький Хаки заглянул внутрь.
— Сюда нельзя, — я вскочила и подошла к двери. За спиной сына стоял Скалли. В его глазах застыло выражение печали.
— Уведи Хаки, — попросила я, — Займи чем-нибудь. Я пока не могу отойти от нее!
Скалли взял мальчика за руку и увел, а я, закрыв за ними дверь, вернулась к больной. Рудгерд лежала в лохани. Рабыня натирала ее тело снегом, старательно прикладывая комки на сгибы локтя и под колено. Хозяйка дома открыла глаза, они были влажными с нездоровым блеском. Она как-то криво улыбнулась.
— Холодно, — сказала она.
Ее подняли из лохани и переложили на уже чистую, перестеленную постель. Я приблизилась и укрыла Рунгерд легким одеялом, потом положила ей на лоб руку. Он все еще был горячим, но не таким, как раньше. Видимо, жар все-таки удалось немного сбить.
— Как ты? — я присела на край постели. За моей спиной открылась дверь и два раба вынесли лохань. Девушка лекарка по имени Зои, поспешила на кухню, готовить отвар из трав и попутно передав от меня наказ, сварить свежий куриный бульон для хозяйки. Мы остались вдвоем. Некоторое время Рунгерд молчала, а потом произнесла: