Вересов поморщился. Конечно, ему было жаль рабочего, ведь у него осталась многочисленная семья, которую Вересов сам лично когда-то размещал в строительном общежитии. Но этот несчастный случай был всего лишь продолжением череды неудач, связанных со строительством собора; и этот случай не был, увы, редкостью.
Пару часов назад на строительство подъехал Монферран. Узнав о падении с лесов, он сильно разгневался; его короткие светлые волосы растрепались, глаза налились кровью, щеки пылали: «Почему у нас до сих пор гибнут рабочие? Как вы, Николай Степанович, уважаемый вы человек, могли такое допустить?! Вы думаете нас оконфузить перед государем?!»
Вересову не хотелось вспоминать эти слова, но они сами возникали в памяти, еще больше выводя из себя. Он понимал, что невозможно бороться с погодой; приходилось работать в условиях влажного северного климата с его периодическими туманами. И даже сейчас, зимой, эти туманы продолжали иметь место, наступая в результате внезапного потепления и утреннего подтаивания снегов.
Вересов думал о том, что о нелепой гибели рабочего уже наверняка доложено государю, и что, возможно, тот уже едет к Исаакию, чтобы лично разобраться в ситуации.
Лиза захотела увидеть мужа абсолютно не вовремя. Ей бы вернуться, заметив во взгляде Николая Степановича гнев, но она этого не сделала. Наоборот, поспешила обнять мужа, прижавшись к нему всем телом.
— Лиза, зачем ты здесь? — неожиданно прогремел муж, отстраняя ее от себя.
— Хотела тебя видеть… — Лиза смутилась.
— Сейчас же езжай домой и жди меня там!
— Но… почему?
— Ты выбрала дурной день для свиданий, — Вересов сжал кулаки, пытаясь не сорваться на жене, — у меня нет времени заниматься сейчас экскурсиями.
— Ты обиделся на меня… Но за что? — Лиза не знала, что и думать.
Николай Степанович принял угрожающую позу, проклиная весь женский род за недогадливость.
— Лиза, я не обижен на тебя, — Вересов опустил голову, подчеркивая это важное «не», — однако я не могу сейчас уделить тебе внимание. Прости, — добавил он, смягчившись, — ну ступай же, Лиза, ты меня задерживаешь.
Лиза отвернулась, на ходу сглатывая внезапно подступивший к горлу комок, и, не сказав мужу ни слова, поспешила к оставленным на площади лошадям.
На середине огромного, свободного пространства перед храмом она запрокинула голову и начала рассматривать постройку. И хотя со времени ее последнего визита сюда мало что изменилось, перед Лизой открылось величественное зрелище.
Опутанный плотной паутиной лесов, недостроенный Исаакий стоял, утопая в молочной пелене тумана. Растаявший за ночь снег превратился в полупрозрачную дымку, сконцентрировавшись в районе перекрытий портиков. Возникала иллюзия бесконечности этой постройки, словно пока еще не существующий купол храма подпирал тяжелое вязкое небо.
Лиза остановилась и некоторое время не могла оторвать взгляда от чудесного зрелища, проникаясь невольным уважением к строительству и людям, в нем участвующим. Но понять мужа она не могла. Почему он не захотел ее видеть? Что случилось? В чем она провинилась?
Быстро забравшись в сани и погрузившись в свои мысли, Лиза не заметила ни подъехавшего к Исаакию императорского экипажа, ни величавого Монферрана, спешившего навстречу Николаю Первому.
Глава 6
Все оставшиеся дни перед Рождеством Лиза обижалась на мужа, не в состоянии забыть его грубость. Ей казалось, что не найдется ни единого слова в его оправдание. Николай Степанович не поощрял Лизино поведение, отмалчиваясь. Впрочем, ему скоро надоела эта игра, и он решил пойти на мировую за обедом в один из сумрачных предрождественских дней.
— Лиза, ты не находишь, что наша кухарка сегодня слишком пересолила суп?
Лиза взглянула на мужа, но ничего не ответила.
— Я слышал, что суп пересаливают только в одном случае.
Лиза отлично знала, в каком, и решила возмутиться:
— Ну это уже слишком. Сначала ты отказываешься встретить меня у Исаакия, когда я к тебе приезжаю, и вот теперь обвиняешь в смертных грехах.
Николай Степанович чуть было не поперхнулся.
— О чем ты, Лиза?
— О супе, конечно. Ты же начал этот никчемный разговор.
Вересов промокнул губы матерчатой салфеткой и добродушно рассмеялся.
— Вот уж, матушка, рассмешила, так рассмешила!