То, что она смогла заснуть в эту кошмарную ночь, свидетельствовало лишь о том, насколько ее вымотало сегодняшнее происшествие. Кстати, что это за шорох разбудил ее? Неужели крысы?
Присмотревшись к широким половицам, Миртл не увидела на полу ни крыс, ни иной живности. Ни малейшего движения. Наверное, это шелест дождя, подумала девушка. Сквозь окошко на чердак проникал тусклый свет, значит, солнце уже всходит. В его сером свете Миртл разглядела тяжелые капли дождя, неутомимо барабанившие по стеклу.
Итак, дождь разбудил ее, но вставать еще рано. Миртл смежила веки и прислушалась. Опять что-то заскреблось, однако звук доносился не от окна, а совсем с другой стороны.
Миртл неохотно открыла глаза и посмотрела туда, откуда доносилось царапанье, — на неоштукатуренную перегородку, отделявшую клетушку от остального чердака. В середине стены была древняя деревянная дверь со старомодной круглой бронзовой ручкой.
Скр-рр... скр-рр... Кто-то скребется в дверь.
Миртл уселась на матраце и, хотя спала в одежде — а что еще оставалось? — натянула ветхое одеяло до самого подбородка, не спуская с двери вытаращенных глаз.
Кто там?
— Кто там? — прошептала она.
Скр-рр... скр-рр...
Пошарив возле матраца, девушка нащупала туфли, сунула в них ноги и только теперь почувствовала себя полностью одетой. Снарядившись таким образом, она прокралась по деревянному полу и приложила ухо к двери.
— Эй!
— Миртл! — раздался в ответ возбужденный, но неузнаваемый шепот.
— Кто там?
— Уолли!
Миртл шарахнулась от двери. Мозг бандитской шайки!
— Что вам нужно? — спросила Миртл пронзительным шепотом, срываясь на фальцет.
— До сих пор я не решался прийти на помощь!
— Что? — Миртл хмуро посмотрела на деревянную панель двери.
— Сегодня, — донесся еле слышный голос, — когда все уедут... Миртл!
— Что?
— Вы меня слышите?
— Слышу, — прошептала она в ответ.
— Нагнитесь к замочной скважине!
Что дальше? Отравляющий газ? Пигмейская стрела? Миртл наклонилась к отверстию, не приближаясь, впрочем, к нему вплотную, и шепнула:
— Я вас слышу.
— Ночью, — донеслось из-за двери, — когда все уедут на озеро.
Сатанисты? Черная месса? Групповая оргия?
— Зачем?
Не ответив на ее вопрос (еще бы!), Уолли продолжал:
— В доме останутся Мэй, мамуля Мэрча и я с компью...
— С кем?
— С двумя женщинами. — Затем шепот приблизился и зазвучал более проникновенно, словно сквозь замочную скважину просочилось бесплотное создание и заговорило, обнимая девушку за плечи: — Ее действительно зовут Глэдис?
— Я не знаю. Я ничего не знаю! — простонала Миртл то ли шепотом, то ли все тем же визгливым фальцетом. — Я не понимаю, что вы здесь делаете. Не знаю ваших имен...
— Вам известно мое настоящее имя.
— Вот как?
— А мне — ваше.
Миртл задумалась и приложила руку к двери, которая оказалась неожиданно теплой и совсем домашней на ощупь. Мысли смешались в ее голове, словно акварельные краски.
— Миртл!..
«Никому нельзя верить, — безнадежно подумала девушка. — Даже мне».
— Нет, не знаете, — прошептала она, склонившись к замочной скважине.
— Чего не знаю?
— Моего настоящего имени. Меня зовут Миртл Стрит.
— Это улица, где вы живете.
— Я соврала. Отчасти — из-за дурацкого совпадения, отчасти потому, что накануне нашей с вами встречи узнала, что Том Джимсон — мой отец.
— Накануне?
— Вы — единственный человек, которому я назвала это имя. А теперь, когда я увидела своего отца...
— Мне кажется, он не из тех людей, которых можно с гордостью назвать отцом, — сочувственно прошептал Уолли.
— Да, это так, — ответила Миртл.
— Теперь послушайте. Компьютер утверждает, что мы можем спасти друг друга!
— Уолли, — прошептала Миртл, все ближе склоняясь к замочной скважине. — С кем вы разговариваете через компьютер?
— О чем вы?
— Куда он подключен?
— В розетку, — растерянно ответил Уолли. — Как и всякий другой компьютер.
— Так, значит, вы не отдаете через него приказов банде? Не получаете приказов от кого-то еще?
— Нет, Миртл. Это же не ВДТ, который стоит у вас в библиотеке. Мой компьютер не подключен к сети.
— Правда?
— Правда. Честное слово. Это мой личный персональный компьютер.
Можно ли ему верить? Чему можно было верить? Могла ли она верить вообще чему-нибудь? Впрочем, при нынешних обстоятельствах не имело ни малейшего значения, верила она чему-то или нет.
— Уолли, я не понимаю, что здесь происходит, — прошептала Миртл.
— Сейчас объясню, — отозвался тот. — Сегодня ночью они отправятся на водохранилище, чтобы достать спрятанные там деньги. Я полагаю, что после этого Том попытается покончить со своими компаньонами.
Поверить в это было совсем нетрудно.
— А потом? — прошептала Миртл.
— Потом заявится сюда и устроит нам... э-ээ... веселую жизнь.
Миртл показалось, что она прекрасно все поняла. Перед ее мысленным взором мелькнуло жалкое зрелище — она умоляет Тома Джимсона о пощаде: «Я — ваша дочь!», и девушка прижалась к двери, представляя себе низенького, кругленького, потного Уолли Нэрра, стоящего за дверью.
— Что я должна делать?
— Как только все уедут, — прошептал Уолли, — я выпущу вас из комнаты, и мы отправимся к вам домой, чтобы наблюдать оттуда за происходящим здесь.
Домой. Я вернусь домой. Все остальное не играло никакой роли.
— Прекрасно, Уолли, — ответила Миртл, поглаживая дверь. — Я буду ждать вашего прихода. Буду ждать вас здесь.
72
— Еще кофе?
— Ага.
— Еще булочку?
— Ага.
— Повидла?
— Ага, ага. Давай!
— Отлично, отлично. А ну-ка попробуй «Фрэнк».
— Фрэнк? Ты так думаешь? Ладно. Эй, Фрэнк! Я всегда мажу жареный хлеб повидлом! Фрэнк! Эй, Фрэнк Гаффи! Ты понял, что тебе сказано?
Гаффи, наблюдавший за ломтями хлеба, которые поджаривались в тостере, делаясь все темнее, словно Ларри Тэлбот, оборачивающийся волком, пошевелил мозгами и наконец покачал головой:
— Нет. Я не мог быть Фрэнком.
— Я тоже так думаю, — согласился Дортмундер.
— Будь я Фрэнком, все было бы куда лучше, — решил Гаффи, намазывая хлеб повидлом. — С таким именем я был бы куда осторожнее. А не такой простофиля, какой я есть.
Он расставил тарелки на кухонном столе, за которым сидел Дортмундер, мучаясь похмельем и наслаждаясь бездельем. Гаффи вернулся к стойке, принес оттуда две чашки кофе и с громким стуком поставил их на стол. Дортмундер вздрогнул.
Они молча сидели на кухне. Прошло сорок минут, но Гаффи и Дортмундер не замечали хода времени. Наконец Дортмундер поднял голову и, допивая остывший кофе, взглянул на часы и поймал себя на мысли, что ему очень хотелось бы узнать, как дела на севере. Он опустил чашку на стол (опять с грохотом и содроганием) и сказал:
— Позвоню-ка я им.
Гаффи встрепенулся:
— Чего? Чего?
— Ты сваришь еще кофе, — распорядился Дортмундер, — а я пойду в гостиную и позвоню по телефону.
— Послушай, Дортмундер, — сказал Гаффи (он заявил, что будет называть Дортмундера по фамилии до тех пор, пока не вспомнит собственное имя). — Это нечестно.
— Честно, нечестно... Я должен защищать свои интересы, и все тут. Тебе вовсе не обязательно подслушивать мой разговор.
— У меня тоже есть интересы, — заметил Гаффи.
— Твои интересы не имеют никакого отношения к моим, — ответил Дортмундер. — И потому я не хочу, чтобы ты присутствовал, когда я буду звонить. — Заметив взгляд Гаффи, которым тот исподтишка окинул кухню, Дортмундер улыбнулся, несмотря на головную боль, и добавил: — Второго аппарата у меня нет, хотя один дружок уже сто раз предлагал протянуть на кухню провод. Я каждый раз отказывался, и теперь у меня появилась отличная мысль объяснить, почему я такой упрямый.