§ 3
Все утопии-предшественницы под влиянием модных стремлений грешили чрезмерным вмешательством государства в брачные дела своих граждан и непосредственно в рождение детей. В Утопии-модерн этого произвола, по факту, будет значительно меньше, чем в какой бы то ни было стране на Земле. Здесь, как и в отношении предпринимательства, закон играет регулирующую роль сугубо для обеспечения максимальной свободы и инициативы.
Вплоть до начала этого параграфа наши утопические спекуляции, разделяя грех многих парламентских актов, игнорировали различие между полами, но теперь мы должны подойти к современному идеалу общественного строительства с половой точки зрения, ибо в идеальном обществе с развитым индивидуализмом женщины должны быть так же свободны, как и мужчины. И, конечно, этот идеал должен быть осуществлен в Утопии-модерн, если вообще он когда-либо может быть осуществлен – и не только в интересах женщин, но и в интересах мужчин.
Однако женщины могут быть свободными в теории и несвободными на практике, и это может продолжаться до тех пор, пока они будут страдать от своей экономической слабости сравнительно с мужчинами, от неспособности к исполнению такого же количества труда в известный промежуток времени, какое могут исполнить мужчины. В такой сравнительной слабости женщин не может быть сомнения, а пока она продолжается – до тех пор равноправие перед законом и на практике будет лишь видимым, а не действительным. Кроме того, никуда не девается постоянная возможность осложнений, когда женщина находится в экономической зависимости от мужчины. Своим отличием от мужчин она, по косному мировоззрению, может пользоваться для извлечения выгод лишь в одном направлении: соблазняя на брак, продавая себя ради почти неизбежной брачной сделки и следуя за мужем и в горе, и в радости.
Но в Утопии-модерн равноправие между полами может быть достигнуто иным и притом единственно возможным путем. Признаем, что материнство есть служение государству и дает право на соответственное обеспечение. Раз государство пользуется правом санкционирования деторождения, то женщина, делающаяся матерью, приобретает такое же право на добавочное содержание сверх заработной платы на поддержку, свободу, уважение и обеспечение своего достоинства, какое есть у полицейского, адвоката, короля, епископа государственной церкви, преподавателя государственной школы и всякого иного государственного служащего, чей труд оплачивается из казны. Возможно, государство будет обеспечивать женщинам, которые на законных условиях становятся матерями, особое содержание от мужей, дабы застраховать их от утраты работоспособности и от забот. Возможна и выплата государственных премий за каждого рожденного ребенка, и пособий, достаточных для того, чтобы обеспечить матери и ее ребенку полную независимость во все время, пока ребенок становится здоровым и умным.
Возможно также, что государство будет увеличивать это пособие в тех случаях, когда ребенок значительно возвышается над общим уровнем установленного для детей физического и умственного развития. Так материнство превратилось бы в такую же профессию, как и все остальные, сопряженную с известными выгодами.
Одновременно государство может запретить постороннюю работу матерям, имеющим детей, которые нуждаются в особенных заботах и в особенном уходе, в тех случаях, когда матери не могут заменить себя помощницами для ухода за детьми. Чем же при таких условиях отличалась бы жизнь в Утопии от актуальных условий земной жизни?
Во-первых, такое вмешательство государства в семейную жизнь уничтожило бы, по меньшей мере, две или три главные причины житейских невзгод и несчастий современного цивилизованного общества. Оно облегчило бы жизнь для большинства вдов, которые на земле тем беднее и обременены тем большими заботами, чем больше исполняли они главнейшую обязанность женщины. Это вмешательство устранило бы невзгоды тех женщин, которые теперь, по недостатку средств, лишены возможности выходить замуж и не смеют иметь детей.
Страх бедности, так часто заставляющий женщину вместо брака по любви идти замуж по расчету, исчезнет из жизни. В Утопии профессия здорового материнства, при описанных мной условиях, была бы нормальным выгодным женским занятием. Способная и даровитая женщина, родившая и вырастившая восемь-девять здоровых, разумных и успешно развитых детей, была бы богатой и совершенно не зависящей от имущественной обеспеченности мужа. Конечно, она должна была бы быть выдающейся женщиной и должна была бы избрать себе в супруги мужчину, хоть несколько возвышающегося над общим уровнем, но ее не разорили бы ни его смерть, ни его дурное поведение, ни несчастье. Такого рода нормировка материнства является просто естественным выводом из предложений сделать некоторую долю образования бесплатной и обязательной для всякого чада в государстве. Если вы препятствуете родителям извлекать материальную пользу из своих детей – теперь все государства, даже такая крепость старомодного индивидуализма, как северо-американские Соединенные Штаты, убедились в необходимости такого воспрещения, – и если, вместе с этим, обеспечиваете родителей пенсией на старость, вместо того чтобы предоставить поддержку родителей сознающим свой сыновний и дочерний долг детям, то тем самым вы значительно сокращаете практические побуждения к деторождению у всех людей, за исключением лишь крайне богатых. Чувство любви к детям, составляющее один из факторов в этом деле, редко ведет к рождению более одного ребенка (максимум – двух). Учитывая рост требований к комфортабельному существованию и общее нежелание людей идти на риск – сомнительно, что процент деторождения когда-либо резко повысится.